Домик на дереве

«Здравствуйте, уважаемые товарищи-националисты! Я хочу сделать заявление. Армяхе романдского происхождения – угроза для нашей державы! Они захватили власть в правительственном аппарате, в банках, в больницах, в судах, в бизнесе, в криминальной сфере. Они – везде! Они правят страной – чистокровными романдцами! Великим славянским народом правят те, чья кровь не чистая, зараженная югом, низшими существами, которые должны служить нам! И никак не наоборот! Пора это прекратить! И немедленно! – Все громогласно поддержали Силина. – Другие расы, низшие, мы уничтожили, выжили из страны, и как нам стало жить после этих вынужденных чисток? Мы стали жить лучше! Мы встали с колен, прогнав крыс, которые питались нами. А чем армяхе отличают от тех же арадов? Задайте себе этот вопрос… И задумайтесь, что нас ждет в будущем, когда армяхе начнут нас, романдцев, пригибать к земле, подчинять своей воли. Что случиться? Я знаю, что случиться. Мы станем беспомощными, жалкими, не способными принимать решения, не говоря уже о том, чтобы править страной. Вы этого хотите? – Члены партии встрепыхнулись, выражали свое несогласие. – Я слышу, что вы кричите мне «Нет!». И я не допущу, клянусь, что до этого не дойдет. Надо устранять проблемы в зародыше, когда можно схватить ее, сжать и растоптать. – И снова согласие. И снова поднятые руки вверх. Силин уходит со сцены под рукоплескания, под гомон покорной толпы».

«Папа, что происходит?» – спросил я.

«Я не знаю, мать твою. Не знаю» – ответил он, кипя от ярости; схватил пульт и швырнул его в телевизор. После этого резкого встал с дивана и вышел на балкон. Закурил».

«Мама, – теперь уже спрашивала моя сестра, – почему товарищ Силин сказал, что мы, армяхе, враги, которых нужно уничтожить?».

– Мама не ответила, – рассказывал Гриша. – Не смогла ответить. Ее лицо покраснело, а в глазах застыли горькие слезы, слезы от непонимания, от несправедливости бренного мира. – Он убрал со лба выбившую прядь волос. – В ту ночь нам было не уснуть. Мы с сестрой лежали в постели и слушали родительский спор на повышенных тонах, доносившийся через тонкие стены дома. Мама предлагала, немедля, собирать вещи и уезжать из страны, пока гнев нацистов не обрушился на них со всей нечеловеческой силой. Отец называл ее сумасшедшей и просил успокоиться, мол, ничего страшного не произойдет, мол, они нечистокровные армяхе, мол, они такие же романдцы, как и все остальные, поэтому ничего с нами не сделают. Тем более, убеждал он, я – главный хирург в этом городе, кто, мол, посмеет посягнуть на мою свободу? – Молчание, задумчивое, с грустным вздохом. – Отец, верующий в свою неприкосновенность, авторитет, заработанный долгими годами труда, глубоко ошибся. Суровая правда больно ударила его под дых. Всех нас ударила. Тех, кто считали себя романдцами и которые были отнесены в черную графу «армяхин».