Домочадец

После вечеринки с девичьими плясками в саду я снял наблюдение с комнаты Стэллы. Близость к её жилищу, которое она не покидала даже летом, не оставляла меня в покое, и я каждый раз по-новому переживал появление Стэллы перед нашим домом, будто только вчера моя любовь напоролась на острые рифы её грубого каверзного мирка.

В последние дни я жил работой и тем тревожным предчувствием отъезда в незнакомую страну, каким обычно жила Анжела, в спешке пакуя свои безразмерные неподъёмные сумки и отвечая на постоянные звонки принимающей стороны. Я продолжал писать в мансарде в предвкушении скорого воплощения детской мечты о собственной выставке и фотокорреспондентах, обжигающих мои глаза снежным пламенем ультрасовременных вспышек. По утрам я представлял, как у меня берут первое интервью и на следующий день я покупаю в киосках немецкие газеты с восторженными откликами о моих картинах. Это было счастливое время – мои последние дни в Дивногорске…

Но вот что обнаружил я в одну из таких чистых волнительных ночей, когда, открыв дверь на балкон, я работал в мастерской под отдалённый, почти кажущийся шум моря. Моя пагубная страсть к наблюдению за соседним домом оказала дурное воздействие на его обитателей, и они ответили тем же болезненным интересом к моей неприметной персоне, что и я – к вечернему туалету Стэллы. Кто был этим терпеливым, страдающим бессонницей наблюдателем, засевшим на аварийном чердаке дома напротив, я только догадывался. Я был почти уверен, что кнопку установленной на штативе видеокамеры включала не Стэлла, но если следила за мной она, то делала это актриса и вокалистка по чьей-то просьбе или заданию. По собственной инициативе, укрощая личное любопытство, сидеть на гнилом чердаке в поиске запоминающихся кадров с моим участием она бы не стала. Если это была не Стэлла, то кто же был столь фанатичным лунатиком, что и до двух пополуночи, когда я только подумывал о сне, в узком чердачном окне метались нитчатые лучики карманного фонаря, а пару раз наблюдательный пункт сотряс грохот упавшего на пол корыта или другой, не менее массивной ёмкости? Кто-то в том доме осваивал уроки шпионского мастерства, вооружившись высококлассной техникой, имеющей, очевидно, спонсорское происхождение. Рано или поздно мой визави-практикант должен был рассекретить себя самым забавным образом. Это следовало из логики его поведения.

Ну что он планировал узнать обо мне? Неужто его интересовало то, как я провожу время в доме Вальтера после полуночи? Если это так, то наёмный оператор мог стать обладателем действительно редких кадров, фиксирующих мои отточенные творческие акты и мгновенья практического разлада с собственными «неоспоримыми» идеями. Допускаю, что чердачный хроникёр запечатлел меня в весьма аффектных состояниях, которые традиционно сопровождались метанием кистей и мастехинов в открытую балконную дверь на сердцевидную заложенную Вальтером клумбу сурфиний. Помимо этих мелких безобразий мои ночные бдения для постороннего глаза были примечательны моей скачкообразной манерой передвижения по полу и ползаньем на четвереньках среди разбросанных картонов, усеянных прерывистыми трассами красок собственного приготовления.

Кому же всё-таки был интересен этот внутренний, задевающий тончайшие струны душевного накала ритуал, которому не чужды были возвышенные моменты чувственных вибраций, равно как и жестокая, выжигающая до пепла психические силы череда отупляющих неудач? Никто, кроме агентов Вальтера, не мог интересоваться полуночной жизнью его домочадца.

На третий день после обнаружения видеослежки мои подозрения пали на Константинова. В свой последний приезд Вальтер относился к нему с подчёркнутым доверием, да и сам властелин местных подростковых умов не скрывал своего особенного статуса в доме Шмитца. Я хотел было проникнуться ответными чувствами к моему ночному поклоннику и взять под контроль его неуверенные передвижения по чердаку, но всё же решил не прибегать к идентификации наёмной личности и продолжал писать по ночам, сознательно перестав закрывать жалюзи в мансарде. Я стремился сделать так, чтобы меня обозревали в полном соответствии с моим скромным земным предназначением, а что из этого следовало, какие выводы напрашивались у моих «надсмотрщиков» при виде моих спонтанных возникновений то в одном, то в другом окне, меня не беспокоило. Наоборот, я был полон решимости пополнить чью-то видеоколлекцию ценным натуралистическим материалом.

Глава 11

Менее чем за неделю до вылета в Гамбург я получил от Вальтера письмо. Плотный белый конверт со строгим логотипом предприятия Шмитца мне передала вернувшаяся из Германии Джулия.