Домочадец

– Я хочу спать, – по-детски пожаловалась Джулия и привалилась ко мне всей массой своего неустойчивого квёлого существа.

Я взял её за руку и потащил в дом. Джулия повиновалась. Одурманенная пивом и табаком, она то и дело запиналась о высокие ступени, но всё равно отчаянно карабкалась наверх, прибегнув к помощи перил. С горем пополам мы поднялись на второй этаж. Здесь было три комнаты: библиотека, спальня Вальтера и его рабочий кабинет. В зале второго этажа стоял бильярд – лучший способ транжирить свободное время. В дальнем углу, скрываемый коричневым пушистым покрывалом, едва вырисовывался старинный кёнигсбергский диван, купленный Вальтером у курортного антиквара. Там, в историческом, обожаемом Вальтером месте, я и решил уложить Джулию. Я аккуратно усадил её на диван и подложил ей под голову маленькую подушку, красочно расшитую умелой рукой Веры. В такой маловыразительной позе Джулия продержалась вплоть до моего возвращения из мансарды, откуда я принёс для неё одеяло.

– Э, нет, – глухо возразила Одинцова, почувствовав, что её укрыли по пояс. – Думаешь бросить меня в этом гиблом месте? – Подушка съехала ей под спину, и Джулия вся подалась вперёд, рискуя упасть на пол. – Я иду с тобой. Она схватила меня за руки, и я потащил её в мансарду. Она цеплялась за мою шею потными руками и с оханьем поднималась по крутым ступеням. В своей мастерской я неожиданно понял, что мы, стоящие посреди комнаты в обнимку, являемся отличной мишенью для педантичного видеодокументалиста и его заказчика, будто преднамеренно установившего в мансарде окна витринного типа. Со стороны можно было подумать, что мы с Джулией слегка пританцовываем, уставившись в наши текучие, беспощадно деформированные по вертикали отражения на чёрном стекле. Но с улицы наше топтание на месте просматривалось во всех подробностях, некоторые из которых могли быть причислены Вальтером к разряду пикантных. Я порывался довести Джулию до выключателя, чтобы покончить с засильем компрометирующего света, но она упрямо висла на мне, словно якорь, и шептала: «Ну, пожалуйста, не уходи. Ещё немного. Вот так! Вот – хорошо!»

Я молчал и медленно двигал наш раскисший тандем к выключателю. Наконец, дотянувшись указательным пальцем до красной клавиши, я погрузил комнату в темноту.

– Теперь ещё лучше, – шепнула Джулия мне на ухо. Я почувствовал, как её мягкое тяжёлое тело прижалось ко мне, и я попятился к тахте и осел на жёсткий матрас вместе со своей неповоротливой, однако настойчивой гостьей. Мы улеглись на скомканное покрывало. Джулия обняла меня за талию, намекая на то, чтобы я приблизился к ней, но я не хотел этого делать и пытался удалиться от неё на безопасное расстояние, но она продвигалась за мной, упираясь обширной грудью в мою спину. Она не решалась первой излить на меня обострившуюся страсть, я же ничем не мог ей помочь, и постепенно приближался к краю тахты, уходя от её беспорядочного мануального преследования. Джулия была не так пьяна, чтобы не заметить моё прохладное отношение к её дерзким планам на ночь, но остатки не заглушённой хмелем гордости не позволили ей окончательно осмелеть и победоносно завершить соблазнительные манёвры на упругой кровати. Вскоре её тело обмякло. Она угомонилась и засопела. Я боялся нарушить её неокрепший сон и лежал на спине рядом, теряясь в догадках относительно ещё одной загадочной личности, выразившей в письменной форме неравнодушие к моим дивногорским каникулам. Сколько их уже – амбициозных авторитетов – вышло мне навстречу из хвойных чащоб, чтобы сделать обязательные выводы обо мне и моём кое-кого раздражающем положении в доме Вальтера! И вот ещё одно действующее лицо! Я осмелился покинуть Джулию после того, как она повернулась к стене и что-то пробормотала по-немецки (работа не давала ей покоя даже во сне). Я укрыл Одинцову одеялом и спустился на первый этаж. Письма лежали на телевизоре. Я закрыл рол-ставни и вскрыл второй конверт. Послание из Гамбурга было значительно толще сочинения Анжелы, и отправил его некто Увэ Лауш, проживающий по Barmbekerstrasse, 3. Я тут же предположил, что автором письма, очевидно, был кто-то из сотрудников Вальтера или работников галереи. Соблазн прочесть эту толстую депешу в первую очередь был очень велик, но сначала я достал из конверта уже знакомый бежевый лист, расписанный лёгкой рукой Анжелы.