Домочадец

Было это так. Я проводил Константинова, на которого теперь смотрел не иначе, как на поставщика информации для Вальтера о моих передвижениях по Дивногорску и его бесценному жилищу. Я расстался с начинающим тайным агентом, в очередной раз утомившим меня монологом о месте художника в современном мире (что звучит, заметьте, уже тяжело), так вот, я наконец-то остался один в саду и бесцельно вытянулся в шезлонге, набросив на ноги плед (вечера стояли прохладные). Я задремал, утомлённый бессонными ночами. Мой идиллический покой продолжался недолго и был прерван чьим-то стеснительным бормотанием у приоткрытой калитки. Кого-то, практически шагнувшего в стерильные владения Вальтера, посетила своевременная мысль о целесообразности позднего визита в дом господина благотворителя. Джулия, боязливо замявшаяся у калитки, всё же прошла в сад, за ней прошмыгнула Стэлла. Они не видели меня, примостившегося под тяжёлыми яблоневыми ветвями, и пошли, заговорщицки переглядываясь, к крыльцу. Я позволил им позвонить в дверь, и они припали лбами к дверному стеклу в надежде высмотреть меня, праздно блуждающего по вечернему дому. Когда же, не обнаружив внутри признаков жизни, они собрались обратно и, почему-то смеясь и взявшись за руки, сбежали по отполированным гранитным ступеням, я предстал перед ними в образе доброжелательного хозяина сада, на что они весьма удивлённо отреагировали и невесело переглянулись. Джулия, как особа из близкого окружения Вальтера, первой заговорила со мной:

– Я вчера приехала из Гамбурга. Господин Шмитц просил передать тебе письмо. – Джулия достала из сумки увесистый конверт. – Вот он. В целости и сохранности. В принципе, это всё. Единственное, ты как-то обещал показать нам свои художества. Но это вовсе необязательно.

– Я не против, – сказал я не слишком уверенно. – Но сначала, может, что-нибудь выпьем?

Подруги снова переглянулись, как бы взвешивая, стоит ли им принимать от меня приглашение хоть и к примитивному, но застолью. Тем не менее они остались. Я пошёл в дом за напитками. Они устроились в шезлонгах под яблоней. Я включил для них садовое освещение. Из кухни я видел, как они закурили. Джулия устремила взгляд в гущу яблоневой кроны и с преступным легкомыслием окучивала спелые плоды фиолетовым дымом. Стэлла курила проще. Она озиралась по сторонам, анализируя между затяжками образцовую территорию, которая разительно отличалась от запущенного, заросшего чертополохом и лопухами палисадника перед её домом. Я заварил чай с мятой по рецепту Веры. В отсутствие Вальтера мои гостьи вели себя довольно развязано. Они отпускали колкие остроты в адрес Константинова, бессовестно иронизировали над внешностью Веры.

Когда я поднёс чай, Джулия, не прерывая рассказа о поездке в Гамбург, указала мне едва уловимым жестом на стол:

– Поставь сюда. И принеси кресло-качалку.

Я поставил поднос рядом с пепельницей и молча удалился на веранду за креслом. Для себя я взял ротанговый стул. Джулия рассказывала о Гамбурге, Репербане, изученном до мелочей немецком характере. По её словам, эта поездка оказалась очень нервозной и сплошь насыщенной работой. Свободного времени у неё практически не было, и ей пришлось в спешке мотаться по магазинам за день перед отъездом, а на скорую руку в промышленном изобилии, под которым трещат полки, можно выбрать, по её выражению, только пиво и нижнее бельё. Так она сказала. И добавила, что её удивило отсутствие квалифицированных переводчиков в огромном штате предприятия Шмитца.

В тот вечер мы дотемна засиделись в саду. После трёх чашек чая, выпитых без видимого удовольствия, Джулию потянуло к крепким напиткам. Я объяснил ей, что алкоголем в доме ведает Вера и вино появляется у нас в холодильнике только к приезду Вальтера, но если их устроит пиво, то я могу организовать им несколько бутылок. Это предложение подруг устроило. Джулия не могла не знать, что Вальтер хранил в доме несметное количество пива. Он сам угощал её «Хольстеном» за просмотром вечерних новостей, которые Одинцова страсть как любила переводить на немецкий.

Никаких запретов на доступ к пивным запасам Вальтер мне не прописал, и я иногда спускался в подвал за бутылкой «Астры». На сей раз из пластмассового ящика я извлёк шесть бутылок. За пивом молчавшая почти весь вечер Стэлла разговорилась. Её не особо интересовала Германия, столицей мира был для неё Дивногорск. Пока Джулия, откупорившая вторую бутылку, пыталась дозвониться из зала до подруги, Стэлла с полной кружкой разгуливала по отреставрированным этажам, заглядывая из комнаты в комнату.

– С виду небольшой домик, а изнутри – кажется огромным, – удивилась она, зайдя за барную стойку. – Столько простора!

Я согласился:

– Это действительно небольшой дом. Простор здесь создали. Сначала убрали лишние стены, потом кое-что пристроили, потом поменяли окна и в некоторых местах убрали двери, потом…

– Потом завезли белую мебель, – перебила меня Стэлла, подумав, что я решил просветить её в тонкостях интерьерного дизайна. – Потом в потолок засунули эти маленькие лампочки, от которых рябит в глазах.