Домочадец

Теперь о типажах рекламной фотосъёмки. Собственно, молодых людей Вы прекрасно знаете, а о Вашей миловидной матери и говорить нечего. Вопрос лишь в том, какую цель преследовали эти сплочённые персонажи, выступив в роли моделей? Думаю, Вам нетрудно представить, что господин Шмитц, облагодетельствовавший пол-Дивногорска, так же, как и Вы, не смог пройти мимо своей яркой соседки. Но в отличие от Вас шансов добиться её расположения у него оказалось гораздо больше. Этот рекламный трюк, участницей которого по стечению ряда обстоятельств стала Ваша мать (кстати, получилась она не хуже своей юной партнёрши), был затеян в целях демонстрации беспредельных возможностей Вашего отчима, а тот, кто таковыми обладает, как известно, легко добивается признания у женщин. Но Ваш могущественный родственник не ограничился сей скромной услугой. Настырная девушка из дома напротив затребовала скрупулёзного внимания к своему обольстительному телу, и господину Шмитцу срочно пришлось искать фотографа, работающего для мужских журналов с обнажённой натурой. И в этом щепетильном вопросе Ваш отчим также оказался на высоте. Съёмки состоялись, но уже втайне от его жены, которую в тот пасмурный весенний день он вывез на экскурсию в древний ганзейский город Данциг⁷. К сожалению, пока мне не удалось раздобыть этих легкомысленных фотографий, но я обязательно ознакомлю Вас с ними, пусть даже в моих руках окажется их малая часть.

Тут возникает закономерный вопрос. А как же обстоят дела нынешнего владельца дивногорского дома с обуявшими его любовными чувствами к русской женщине? Смею Вас заверить: Шмитц любит Анжелу. Но он, как и многие состоятельные люди, совершенно не защищён от жизненных соблазнов, которые многим неустроенным старикам даже не снятся. Стэлла и есть его свежий соблазн, вскруживший его седую расчётливую голову, отчего его чувства к Вашей матери отнюдь не угасли. Для человека такого финансового уровня не может быть устойчивых жизненных понятий. К примеру, если у него есть один дом, то это не значит, что их у него не может быть несколько. Принцип этот распространяется на всё, в том числе и на женщин. Здесь интересно другое. Продолжаете ли Вы верить, что Ваша мать и сегодня всё так же слепо очарована импозантным немецким туристом, приехавшим к ней в Петербург под видом ценителя архитектуры Северной Венеции? Верить в этот блеф – всё равно что надеяться на установление обнадёживающих отношений между Вами и Стэллой. Дело в том, что первоначальное насыщение материальными благами, предоставленными господином Шмитцем в несметных количествах, наконец оставило Анжелу в покое и она задумалась о благах духовных. Сами понимаете, что в арсенале гамбургского магната таковых не имеется, и потому его опекунство над русской красавицей давно себя исчерпало. То есть особой нужды в Вашем отчиме Анжела не испытывает, чего нельзя сказать о ее благодетеле. Он по-своему любит Анжелу, и эта любовь, вовремя закреплённая юридически, ему необходима, как воздух. Видите ли, дом, который Вы успели полюбить за лето, принадлежит господину Шмитцу формально – в России иностранцы не имеют права владеть недвижимостью, что лишает Вашего мецената легальных механизмов обладания родительским домом. Но прекрасно отреставрированный особняк должен кому-то принадлежать. У дома должен быть хозяин. И в хозяева господин махинатор определил своё дочернее российско-германское предприятие, которое купило особняк у риэлторской фирмы под собственный гостевой дом. Но что такое, мой дорогой, совместное предприятие в России? Сегодня оно есть, а завтра о нём вспомнят разве что налоговые органы. (Причины, по которым иностранцы сворачивают бизнес в России, думаю, Вам хорошо известны). Что же тогда делать Вашему прозорливому отчиму? На кого «вешать» уникальное жилище в случае краха фирмы, которая не сегодня-завтра действительно развалится? Господин Шмитц от этой неудачи не обеднеет, но обеднеет и взвоет его душа, когда в спешном порядке ему придётся искать для дома нового хозяина. Согласитесь, рискованный вариант. Кем окажется обладатель счастливой, как у Вас говорится, прописки, попавший в престижный дом? Не попросит ли он в один прекрасный день добряка из Гамбурга с порога, истоптанного его детскими сандалиями?