Поезд подобрал ночных пассажиров. Слегка одурманенный сигаретой, я прошёл в вагон для некурящих. Тепловоз издал шипящие звуки, и машинист, дождавшись глухого сообщения диктора, со скрипом тронул состав. Детство, в котором Анжела была и навечно осталась заботливой матерью, удалялось, скрываясь во тьме безымянных городских окраин. Я не испытывал неприязни к Анжеле. Я продолжал ее любить, но эта любовь обретала иной смысл, который должен был возобладать над моей пагубной страстью к ней в ранге влюблённого сына.
Глава 20
В Дивногорске я ожидал встречи с агентом Анжелы. Им вполне мог оказаться Лауш. Я был уверен, что сама она не поедет договариваться со мной, но кого-то пришлёт обязательно. С вокзала я помчался к дому Вальтера, полагая, что если не Вера, то кто-нибудь непременно откроет мне дверь. Но домофон, установленный на заборе у калитки, упрямо молчал. В почтовом ящике скопилось полно газет, в том числе рекламных. И не было в саду ни стола, ни стульев, ни матерчатого грибка. Я оглянулся: окно Стэллы, задёрнутое новой розовой шторой, казалось таким же безжизненным, как дом Вальтера. В надежде раздобыть ключи я пошёл к Вере домой. Хотя откуда они могли взяться у неё, наверняка недавно уволенной?
Веру я встретил во дворе её дома. Её рослый веснушчатый сын возился с соседскими детьми в песочнице. Это его, крупного и голосистого, раздобревший после вина Вальтер носил на плечах по саду, имитируя автомобильные трели. «Бррр-ррр-рр-р», – стрекотал Вальтер на поворотах и, выходя из виража на прямую, набирал скорость. Ребёнок визжал от радости и на ходу срывал листья рододендрона. Вера бежала следом за весёлой парочкой, боясь, как бы эта забава не закончилась слезами.
Я подошёл к Вере и сел рядом с ней на скамейку.
– Вы? – не поверила она своим глазам, потянувшись за ведёрком, которое я ей подал. – Вы знаете страшную новость? – Она пристально вгляделась в мои невыразительные черты. – Ах да, конечно, знаете. Я до сих пор не могу в это поверить. Как такое могло случиться? Как? Погиб такой человек…
Она закрыла лицо ладонями. Я молчал. Её ребёнок грузил лопаткой песок в пластмассовый самосвал. За домом скрипели качели.
– Я больше ничем не могу вам помочь. – Вера почти успокоилась. – Ключи от дома у меня забрал этот скользкий тип, который ухаживал за подругой переводчицы господина
Шмитца. Он пришёл ко мне домой и вручил письмо от жены Шмитца, причём с нотариально заверенным переводом. Из письма я узнала об этой кошмарной трагедии. Ключи от дома мне следовало отдать Александру. Он теперь комендант особняка. А я лишилась работы.
«Быстро сработали», – подумал я и побрёл к дому Вальтера.
Вера осталась горевать на скамейке. На этот раз в случае отсутствия молодого надзирателя я решил перелезть через забор и дождаться Александра на ступеньках крыльца. Он не мог наплевательски отнестись к своему престижному назначению и надолго исчезнуть из дома, даже всерьёз увлёкшись Стэллой. По всей видимости я не ошибся в его верноподданнических чувствах. Калитка была приоткрыта, и я оказался в саду. Входная дверь легко поддалась. Я вошёл в тёмную прихожую. Из кухни свет кое-как проникал в коридор. Я чувствовал, что в доме я не один. Я потоптался в коридоре и неуверенно сунулся в зал. Я ожидал столкновения с невидимым врагом, загнавшим меня в ловушку. Собственно, мне не было дела до Александра. Я вернулся в дом не для встречи с ним. По пыльной лестнице я взбежал в мансарду. Второй этаж я оставил без внимания. Если бы там, на антикварном диване, сидел притаившийся комендант, я бы его не заметил. Дверь в мою бывшую мастерскую была распахнута. В комнате всё было так, как будто я уехал отсюда вчера: ни единой складки на покрывале, ни соринки на паркетном полу.
Я заглянул под тахту и вытащил несколько листов ватмана. Их оказалось пять. Все листы были на месте. Сегодня вечером я собирался предать их огню. Увлечение юности, которое едва не заставило меня уверовать в коммерческий характер моего художественного призвания, рвалось без оглядки в костёр вместе с моими последними дивногорскими картинами. Сейчас мне был противен любой творческий акт. Я свернул в рулон свои художества и собрался пойти на кухню за спичками, но на первом этаже демонстративно хлопнули входной дверью и спустя несколько мгновений, потраченных вошедшим на определение моего местоположения, на лестнице, ведущей на второй этаж, послышались шаги. Я почему-то решил, что, обнаружив меня с ватманским свёртком, беспристрастный комендант обвинит меня в мелкой краже и пренебрежительном отношении к памяти Вальтера. Я уселся на тахту, но свёрток из рук не выпустил. Александр предстал передо мной в чёрном мешковатом костюме. Его зачёсанные назад прямые волосы сально блестели в редких лучах закатного солнца. Он вновь стал блондином. Интеллигентный облик Александра (обязывало положение) довершали черные плоские очки в серебристой оправе, сползшие на кончик длинного носа.