[8]
Согласно христианской догматике, в ходе центрального богослужения, литургии, происходит преображение хлеба и вина в подлинные Тело и Кровь Христа. Это преображение осмысляется как дар Божий, в результате которого верующий соединяется с Христом, а Христос, исполняя Свое обещание («Я с вами до скончания веков»), оказывается рядом с любым верующим.[9]
Отсылка к финалу православного Символа веры: «Чаю воскрешения мертвых и жизни будущаго века». Однако правильность веры (ортодоксия) в «Домострое» не отрывается от правильности поведения (ортопраксии), а потому догматические указания непосредственно сопутствуют объяснениям поведения во время церковных таинств (например, причастия). Во время причастия, в том числе, поминается как воскресение, так и очищение от грехов.[10]
Прикосновение непосвященного человека к святым сосудам считается грехом. Пролитие Святых Даров во время причастия строго наказывается, вплоть до запрещения священнослужителя в служении (Номоканон, правило 158).[11]
Память о смерти – одна из христианских добродетелей, по мнению преподобного Иоанна, ведущая к познанию Бога и спасению (Преи. Иоанн. Лествица. Сергиев Посад, 1908. С. 71–75), потому что человек, помнящий о смерти, строит свою жизнь как бы пред лицом Бога. Память о смерти тесно связана со страхом Божьим, комплексным понятием, заключающим в себя чувства (уважение, почитание, любовь и т. и.), возникающие от осознания одновременной близости Бога к человеку и их несопоставимости.[12]
Русская народная пословица (см. словарь пословиц В. И. Даля) приводится как фраза Иисуса, отраженная в Евангелиях (ср. сноску 39).[13]
Бог и князь соотносятся как прообраз и отражающий его образ: окончательное правосудие, согласно христианской догматике, у Бога, однако за благие деяния, за заслуги людей можно награждать, отмечая подобные поступки. Право установить, что то или иное действие кажется благим, находится в компетенции властей, но при этом подобное установление не является окончательным воздаянием.[14]
Библейская цитата [Рим. 13:1–2].[15]
«Домострой» подчеркивает пафос действия, свойственный христианству, без которого вера обесценивается. Ср., наир., финал Евангелия от Матфея: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века» [Мф. 28:19–20].[16]
Библейская цитата [Мф. 5:23–24].[17]
Библейская аллюзия: «Подавайте лучше милостыню из того, что у вас есть, тогда все будет у вас чисто» [Лк. 11:41]. О. Сильвестр несколько упрощает библейский текст, который осуждает не столько прямую раздачу похищенного как милостыни, сколько любые внешние мотивации милостыни.[18]
Речь идет о двух ритуалах, производимых в Великую пятницу – в день, когда вспоминают распятие и смерть Иисуса. Омовение мощей в Великую пятницу подчеркивало, что святость возможна благодаря крестной смерти Христа. В результате их омовения также получали и святую воду. В то же время этот чин в средневековой России не был обязательным и официально признан лишь в 1681 г. (вышел из употребления в послепетровское время). Омовение икон связано с почитанием Владимирской иконы Богоматери и с переносом на нее чина омовения мощей. Так же совершалось в Великую пятницу. Официальный чин омовения икон, в результате которого освящалась бы вода, выработан не был.[19]
Речь идет о елеосвящении, одном из семи церковных таинств. Совершается соборно, семью священниками, почему это таинство также называется соборованием. Изначально – чин о прощении всех грехов, в том числе забытых, но не специально утаенных на исповеди. Дома совершается во время тяжелой болезни, зачастую когда есть угроза для жизни, предшествуя последнему причастию (в православной традиции угроза для жизни – необязательное условие), а потому в культурном сознании соборование трансформировалось в молитву за умирающего. «Домострой» подобного переноса значения таинства не отражает.[20]
Описывается агапа – благодарственная трапеза в память о Тайной вечери, характерная для раннего христианства I–III вв. Изначально не имела строгой привязки к литургии, однако впоследствии стала ее завершать.[21]
Речь идет о недопустимости двух распространенных в России XIII–XVI вв. обычаях. Согласно одному, водосвятие совершалось связкой крестов (казалось, будто один крест не в состоянии освятить всю воду). По другому обычаю (запрещен в 1667 г.), освящение производили не крестом, а трехсоставной свечой, что прямо нарушало уставы Восточной церкви. (См. подробнее: Схиархим. Иоанн (Маслов). Обрядовая сторона праздника Крещения Господня в Древней Руси // Журнал Московской патриархии. 1994. № 1.)