Домовой, которого любили...

Кеша тут же материализовался:

— Да-а!.. Говорил же я, что с отцом у вас проблемы будут!.. Но ничего, утрясется!

Ангелина Степановна только головой покачала недоверчиво.

— Ну, бабушка, домовому надо верить! — убежденно сказала Дарья. — Иннокентий умеет мысли читать и будущее предвидеть!

День после обеда

Отец-писатель заперся в своем кабинете.

Ангелина Степановна переживала, что он сердитый и голодный, а это очень вредно для здоровья.

Но потом заглянула в холодильник, увидела, что там недостает половины курицы и пакета молока, и немного успокоилась.

Она подошла к запертой двери кабинета и принялась стыдить сына:

— Сам пишешь такие прелестные фантастические вещи, а Домового хочешь изгнать из квартиры! Как не стыдно! Тем более, что Иннокентий очень добрый!..

Сын не отвечал. Она постучала:

— Открой, Александр! Я хочу поговорить!

За дверью — молчание!

— Бессердечный! — бросила закрытой двери Ангелина Степановна и пошла к Даше.

Там Иннокентий развалился в кресле, которое было слишком большим для него, и рассказывал Дашеньке то ли сказку, то ли быль, о цветах.

У каждого цветка, мол, есть своя определенная звезда, и цветок поддерживает с нею постоянную связь через миры и пространства...

— Кеша, а ты сможешь в кабинет заглянуть, если там дверь заперта? — спросила Ангелина Степановна.

— Запросто! — подскочил на кресле Иннокентий и исчез.

Бабушка и внучка ждали.

Он материализовался перед ними совсем неожиданно:

— Наш писатель сидит за компьютером и сам с собой играет в карты... То есть, раскладывает пасьянс! Он решил: если пасьянс сойдется, то оставит меня в доме, а если не сойдется — выгонит!

Ангелина Степановна руками всплеснула, а Дашенька заплакала:

— У него никогда-никогда пасьянс не сходится! — рыдала она.

— В этот раз — сойдется! — торжествующе сказал Иннокентий.

— Откуда ты знаешь? — всхлипнула Даша.

— Домовой я или не домовой?!

Дашенька перестала плакать, и бабушка и внучка засмеялись.

А потом Ангелина Степановна внимательно посмотрела на него и спросила:

— А тоска твоя не прошла?

Иннокентий вздохнул:

— Нет! Тоскую я ...

— Тосковать нехорошо — а петь здорово! — убежденно промолвила Ангелина Степановна. — Давайте грусть-тоску разгонять!

Ангелина Степановна была очень музыкальна. Она сама часто говорила, что, если бы не послевоенное детство да жизнь полегче, она непременно певицей бы стала. Может, и в Опере бы пела!.. А так пришлось учительницей стать. Правда, ей и учительницей нравилось быть, и учеников своих она любила, а русскую литературу считала лучшей в мире, но все равно по пению она тосковала.

Она была счастлива, когда убедилась, что Дашенька тоже очень музыкальна и любит петь. И она научила ее всем песням, какие сама знала, и часто пели они вместе...

И поэтому не было ничего удивительного в том, что она начала их любимую:

“Ой, мороз, мороз,
Не морозь меня,
Не морозь меня, моего коня,
Не морозь меня, моего коня,
Моего коня белогривого...”

Дашенька подхватила, и в этом тоже не было ничего удивительного.

Но и Иннокентий, как ни странно, песню подхватил! Да так хорошо, ладно-ладно:

“Моего коня белогривого,
У меня жена, ох, ревнивая.
У меня жена, ох, красавица,
Ждет меня домой, ждет-печалится.

Они спели эту песню до конца, и на два голоса у них получилось...

Я вернусь домой на закате дня,
Обниму жену, напою коня.”

— А откуда ты-то слова знаешь? — удивлялась Дашенька.

— А я твои мысли стараюсь угадать!

— С тобой так хорошо, Иннокентий! От тебя такое тепло идет, как от печки! Можно тебя потискать?

— Что я, щенок? — обиделся Иннокентий.

Потом они еще долго пели разные песни:

“Путь-дорожка фронтовая!
Не страшна нам бомбежка любая!
Помирать нам рановато -
Есть еще у нас дома дела!”

Много и хорошо они пели, да громко старались, чтоб отец услышал их ладное пение и к ним вышел...

Но он не показывался: видно, все со своим пасьянсом возился. А, может, на него вдохновение нашло, и с бешеной скоростью печатал он новые страницы своего нового романа.

Но певцы через некоторое время совсем про отца забыли: так увлеклись.

Ангелина Степановна даже песенник притащила, чтоб они какие-то слова не перепутали!..

Потом они перебрались в кухню, потому что Ангелине Степановне надо было обедом заняться.

Дарья помогала ей картошку чистить. Иннокентий просто на столе в такт мелодии подпрыгивал.

Они разучивали:

“Ах, картошка — тошка — тошка,
Пионеров идеал,
Тот не знает наслажденья — денья — денья,
Кто картошки не едал!..”

Иннокентию очень хотелось с Дашенькой поиграть. Например, картошкой в нее запустить, чтоб она начала за ним гоняться. Но она была еще нездорова, и он не решился.