Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Покончивъ съ оружіемъ, онъ отправился осмотрть збрую и своего верховаго коня. И хотя конь этотъ былъ боле жалокъ, нежели самъ знаменитый конь Гонеля, состоявшій, исключительно, изъ кожи и костей, онъ показался ему, однако, прекрасне александровскаго Букефала и Бабіеки рыцаря Сида. Четыре дня ломалъ онъ голову, присваивая этой несравненной лошади достойное ея имя. Возможно-ли, думалъ онъ, чтобы конь такого славнаго рыцаря, въ тому-же превосходный самъ по себ, не имлъ какого-нибудь извстнаго имени. Если господинъ перемняетъ свое имя и общественное положеніе, то конь его можетъ и даже долженъ, ради этого случая, также перемнять свое имя на другое, боле звучное и соотвтствующее его новому положенію. Перебравъ, удлинивъ, укоротивъ и перевернувъ на вс лады множество различныхъ именъ, онъ остановился наконецъ на имени Россинанта, показавшемся ему звучнымъ, сильнымъ и во всхъ отношеніяхъ достойнымъ первой лошади въ мір. Придумавъ имя своему коню, онъ ршился придумать имя и самому себ, и посл новаго недльнаго размышленія, ршился назвать себя Донъ-Кихотомъ, названіе, подавшее поводъ его историкамъ предполагать, что настоящее имя его было Кихада, а не Кизада, какъ утверждаютъ другіе.

Припоминая, однако, что славный Амадисъ никогда не назывался просто Амадисомъ, но, вроятно съ цлію прославить и возвеличить свою родину, присовокупилъ къ своему имени названіе Гальскій; герой нашъ, чтобы ни въ чемъ не отступать отъ своихъ знаменитыхъ предшественниковъ, ршился также назвать себя не просто Донъ-Кихотомъ, а Донъ-Кихотомъ Ламанчскимъ, увренный, что онъ также возвеличитъ и прославитъ мсто своего рожденія.

Вычистивъ оружіе, смастеривъ шлемъ, пріискавъ имя себ и своему коню, герой нашъ увидлъ, что ему не доставало только дамы, въ которую онъ могъ бы влюбиться, такъ какъ рыцарь безъ дамы и любви походитъ на дерево безъ листьевъ, на тло безъ души. Онъ говорилъ себ: если въ наказаніе за мои грхи или, скоре, благодаря счастливой звзд моей, мн случится встртиться съ какимъ нибудь великаномъ, какъ это въ частую случается странствующимъ рыцарямъ, если съ перваго удара я поражу или даже проколю его насквозь, и онъ очутится въ моей власти, тогда мн необходимо будетъ имть даму, въ которой я могъ бы послать побжденнаго мною великана, дабы, павъ передъ нею ницъ, онъ сказалъ ей покорнымъ голосомъ: «высокая дама! я великанъ Каракаліунбро, владтель Маландаринскаго острова, побжденный на поединк безстрашнымъ и на всегда славнымъ рыцаремъ Донъ-Кихотомъ Ламанчскимъ, по приказанію котораго я прихожу пасть ницъ предъ вашей красотой и у вашихъ ногъ ждать вашихъ повелній.» О, какъ счастливъ былъ нашъ гидальго, сложивъ эту пышную тираду. Но радость его была еще полне, когда онъ нашелъ наконецъ ту, которой суждено было очаровать его сердце и поработить его мысли. Этой волшебницей стала, сама того не зная, молодая, хорошенькая поселянка Альдонзо Лорензо. Истративъ много времени на пріисканіе ей названія, которое бы, гармонируя съ его собственнымъ, заставляло видть въ ней принцессу или другую высокую даму, онъ назвалъ ее наконецъ Дульцинеей Тобозской. Послднее слово указывало на мсторожденіе ея — деревню Тобозо. Имя, пріисканное имъ своей красавиц, показалось ему столь же звучнымъ, благороднымъ и возвышеннымъ, какъ имена, данныя имъ себ и своему коню.

Глава ІІ

Покончивъ со всми приготовленіями, гидальго нашъ не хотлъ боле медлить приведеніемъ въ исполненіе задуманнаго имъ предпріятія, считая уже себя отвтственнымъ за вс неоплаченные долги, неотомщенныя обиды, ненаказанныя преступленія, словомъ за все зло, допускаемое бездйствіемъ его тяготть надъ землею. И вотъ на зар одного изъ самыхъ жаркихъ іюльскихъ дней, никмъ не замченный, не доврившись ни одной живой душ, онъ осдлываетъ Россинанта, кладетъ ногу въ стремя — и съ опущеннымъ забраломъ, съ щитомъ въ рук, съ копьемъ въ кулак, вызжаетъ чрезъ задній дворъ своего дома, восхищенный легкостью, съ какою онъ привелъ въ исполненіе свой благородный проектъ. Не усплъ онъ, однако, сдлать нсколькихъ шаговъ, какъ съ ужасомъ вспомнилъ, что, не будучи посвященъ въ рыцари, онъ, по законамъ этого братства, не можетъ вступить въ битву ни съ однимъ рыцаремъ, и что, еслибъ онъ былъ даже посвященъ, то, какъ новичекъ, иметъ право носить только блое оружіе, т. е. безъ девиза на щит, пока не добудетъ его собственнымъ мужественъ. Мысль эта до такой степени смутила его, что онъ чуть было не вернулся домой, но, увлекаемый своимъ сумасшествіемъ, и основываясь на многочисленныхъ примрахъ, вычитанныхъ имъ въ его книгахъ, онъ задумалъ посвятить себя въ желаемое имъ званіе, при посредств перваго встрченнаго имъ рыцаря. Что же касается оружія, то онъ поклялся, во время своихъ странствованій, такъ хорошо вычистить свои доспхи, чтобы они могли спорить близной съ горностаемъ. Успокоенный такимъ ршеніемъ, онъ спокойно продолжалъ путь, доврившись своему коню, и увренный, что тамъ долженъ поступать всякій искатель приключеній.