Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Оружіе, вотъ мой нарядъ,
И битвы отдыхъ мой.
Въ такомъ случа, отвчалъ трактирщикъ:
Скала должна быть вашимъ ложемъ
И бодрствованье вашимъ сномъ;

если это такъ, то вы можете смло располагаться въ моемъ дом въ которомъ найдете полную возможность провести безъ сна не только одну ночь, но даже цлый годъ». Сказавъ это, онъ поспшилъ поддержать рыцарю стремя, и Донъ-Кихотъ началъ слзать съ лошади съ тми усиліями, въ какимъ способенъ человкъ, не вшій цлые сутки и обремененный грузомъ Донъ-Кихотовскаго оружія. Ступивъ на землю, онъ прежде всего поручилъ вниманію хозяина своего коня, замтивъ ему, что изъ всхъ коней въ мір Россинантъ былъ безспорно прекраснйшій, — мнніе, съ которымъ хозяинъ хотя и не вполн согласился, тмъ не мене отвелъ Россинанта въ конюшню. Возвратясь въ своему гостю, хозяинъ засталъ уже его примиреннымъ съ знакомыми намъ путешественницами, освобождавшими нашего героя отъ тяжести его вооруженія. Он сняли съ него латы и кирасы, но когда дло дошло до несчастнаго шлема, привязаннаго зелеными лентами, то снять его оказалось невозможнымъ, не разрзавъ узловъ, связывавшихъ ленты; на это Донъ-Кихотъ ни за что не хотлъ согласиться, предпочитая ночевать съ шлемомъ на голов, длавшимъ изъ него самую уморительную фигуру, какую только можно вообразить. Впродолженіи этихъ церемоній, принимая обезоруживавшихъ его женщинъ за благородныхъ дамъ, властительницъ замка, герой нашъ обратился въ нимъ съ слдующими стихами старой испанской псни:

Какой изъ рыцарей былъ принятъ
Красавицами, такъ какъ я?
Тутъ дамы Донъ-Кихоту
служатъ И берегутъ его коня.

— Россинантъ имя этого коня, продолжалъ онъ, а Донъ-Кихотъ Ламанчскій — вашего покорнйшаго слуги, поклявшагося никому не открываться, пока не совершитъ онъ какого-нибудь великаго дла. Необходимость прировнять псню о Ланцерот къ моему теперешнему положенію заставила меня сказать мое имя прежде, чмъ я желалъ; но прійдетъ, можетъ быть, время, когда рыцарь услышитъ, граціозныя сеньоры, ваши повелнія и сочтетъ себя счастливымъ служить вамъ мужествомъ своей руки». Не привыкши слушать ничего подобнаго, дамы наши съ возрастающимъ удивленіемъ глядли за Донъ-Кихота и не знали что отвчать ему, пока одна изъ нихъ не надоумилась спросить его: не хочетъ-ли онъ закусить? «Очень хочу», отвчалъ рыцарь: «и что бы мн не подали теперь, все будетъ какъ нельзя боле кстати». Къ несчастью, дло было въ пятницу, и во всемъ дом не оказалось ничего, кром остатковъ рыбы, называемой форелькой, и только именемъ сходной съ форелью. Донъ-Кихота просили удовольствоваться этимъ скромнымъ блюдомъ, такъ какъ ничего другаго нельзя было достать. «Все равно», отвчалъ Донъ-Кихотъ: «нсколько маленькихъ форелекъ замнятъ одну большую, какъ одна большая монета замняетъ нсколько малыхъ. Къ тому-же ягненокъ вкусне барана и теленокъ быка, поэтому и форельки можетъ быть вкусне форели. Подавайте только скоре, потому что выдерживать тяжесть моего вооруженія можно не иначе, какъ подкрпляя желудокъ». Желая доставить рыцарю возможность закусывать на чистомъ воздух, ему накрыли столъ на крыльц и угостили рыбою, дурно посоленною и еще хуже отваренною, съ кускомъ хлба, чернымъ какъ оружіе Донъ-Кихота, на котораго нельзя было смотрть безъ смха, когда онъ принялся обдать съ шлемомъ на голов, съ забраломъ и набородникомъ спереди. И такъ какъ онъ съ величайшимъ трудомъ подносилъ ко рту куски несчастной рыбы, поэтому одна изъ знакомыхъ намъ дамъ взялась кормить его. Когда же рыцарю захотлось напиться, то тутъ представились такія препятствія удовлетворить его желаніе, что они оказались бы неодолимыми, еслибъ хозяинъ не догадался вложить ему въ ротъ длинную, тростниковую трубку, просверленную насквозь, и чрезъ нее влить ему въ ротъ нсколько капель вина. Все это Донъ-Кихотъ выносилъ съ невозмутимымъ терпніемъ, готовый подвергнуться всевозможнымъ испытаніямъ, лишь бы только не разрзывать лентъ своего шлема. Въ это время какой-то пастухъ свиснулъ пять или шесть разъ, и это окончательно убдило Донъ-Кихота, что онъ находится въ знаменитомъ замк, въ которомъ услаждаютъ музыкой его послобденный отдыхъ; и тутъ треска показалась ему форелью, черный хлбъ — блымъ, прислуживавшія ему женщины — высокими дамами, а хозяинъ — управляющимъ замкомъ; и невыразимо былъ онъ восхищенъ принятымъ имъ намреніемъ сдлаться странствующимъ рыцаремъ и блестящимъ результатомъ его перваго вызда. Однако мысль о томъ, что онъ не посвященъ еще въ рыцари, не переставала тревожить его, такъ какъ въ настоящемъ своемъ положеніи онъ не смлъ законно пускаться ни въ какое приключеніе.

Глава III