Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Донъ-Кихотъ общалъ слдовать во всемъ совтамъ хозяина, и за тмъ ршился безотлагательно, на заднемъ двор корчмы, стать на страж оружія. Собравъ и положивъ его на корыто, находившееся возл колодца, онъ съ щитомъ въ рук, съ копьемъ въ кулак, гордо и спокойно началъ ходить вокругъ него. Узнавъ о сумасшествіи незнакомца, ршившагося проводить ночь на страж оружія, и о страстномъ желаніи его быть посвященнымъ въ рыцари, вс люди, бывшіе въ корчм, влекомые желаніемъ взглянуть на это неслыханное зрлище, вышли на дворъ и помстились на такомъ разстояніи отъ Донъ-Кихота, что могли ясно видть какъ, видно довольный собой, онъ то ходилъ тихимъ, мрнымъ шагомъ взадъ и впередъ, то останавливался и, облокотясь на копье, устремлялъ взоры на свое оружіе. Хотя наступила уже глубокая ночь, но луна сіяла такъ ярко, что можно было безъ труда различить малйшія его движенія. Въ это время одинъ изъ погонщиковъ муловъ, ночевавшихъ въ этомъ дом, захотлъ напоить своихъ животныхъ, для чего ему необходимо было снять съ корыта оружіе Донъ-Кихота, но Донъ-Кихотъ, увидвъ приближающагося человка и угадывая его намреніе, гордо закричалъ ему: «неблагоразумный рыцарь, дерзающій приблизиться къ оружію безстрашнйшаго изъ смертныхъ, опоясавшихъ себя мечомъ; подумай о томъ, что ты намренъ длать, и да не коснется рука твоя лежащаго предъ тобою оружія, если ты не хочешь заплатить жизнью за свою смлость!» Погонщикъ, не обращая вниманія на слова Донъ-Кихота, — хотя лучше было-бъ для его здоровья послушаться ихъ, — взялъ оружіе за ревень и швырнулъ его далеко отъ себя. Быстре молніи герой нашъ поднялъ взоры къ небу и, поручая душу свою Дульцине, воскликнулъ: «моя дама, бодрствуйте надо мной въ минуту этого перваго оскорбленія, испытываемаго порабощеннымъ вами сердцемъ; пусть ваша благосклонность поддерживаетъ меня въ этой первой, грозящей мн опасности». Въ тоже мгновеніе, кинувъ свой щитъ, онъ схватилъ въ об руки копье и нанесъ имъ такой ударъ по голов погонщика, что тотъ безъ памяти повалился на землю; второй такой-же ударъ избавилъ-бы его, вроятно, навсегда отъ необходимости звать на помощь врача, наказавъ дерзкаго, Донъ-Кихотъ собралъ оружіе, положилъ его на прежнее мсто и, какъ ни въ чемъ ни бывало, съ невозмутимымъ спокойствіемъ сталъ по прежнему ходить взадъ и впередъ. Немного спустя, другой погонщикъ, не зная о случившемся съ его товарищемъ, захотлъ также напоить муловъ и также тронулъ оружіе Донъ-Кихота. Не произнеся на этотъ разъ ни слова и не обращаясь съ воззваніемъ ни въ какой дам, Донъ-Кихотъ поднялъ копье и нанесъ имъ новому смльчаку такіе три или четыре удара, что копье его чуть не разлетлось въ дребезги. На крикъ раненаго сбжались вс погонщики, бывшіе въ корчм, и тогда Донъ-Кихотъ, поднявъ свой щитъ и обнаживъ мечъ, воскликнулъ, обращаясь къ своей повелительниц: «цвтъ красоты! Услышь меня въ эту минуту и обрати свои чудесные взоры на очарованнаго тобою рыцаря, угрожаемаго такой страшной опасностью!» Посл этого воззванія, онъ почувствовалъ себя исполненнымъ такой силы, что вс погонщики муловъ въ мір не заставили-бы его, кажется, сдлать ни шагу назадъ. Товарищи раненаго погонщика, видя, въ какомъ несчастномъ положеніи онъ находился, принялись швырять въ Донъ-Кихота каменьями, но рыцарь, защищаясь щитомъ, безстрашно оставался у корыта на страж оружія. Напрасно хозяинъ кричалъ во все горло, убждая погонщиковъ оставить въ поко сумасшедшаго, который, пользуясь привилегіей полуумныхъ, останется правъ, перебивъ всхъ погонщиковъ муловъ въ Испаніи; голосъ его вопіялъ въ пустын, заглушаемой крикомъ Донъ-Кихота, ругавшаго враговъ своихъ подлою и низкою чернью, а самаго владтеля замка, допускающаго у себя такое обращеніе съ странствующими рыцарями, клеймилъ именемъ клятвопреступника. «О», говорилъ онъ, «будь я посвященъ въ рыцари, я-бъ доказалъ ему, что онъ измнникъ. А вы, жалкіе люди», продолжалъ онъ, обращаясь къ погонщикамъ: «приблизьтесь, нападите на меня вс вмст, и тогда вы увидите, какъ накажу я вашу дерзость». Мужество его наконецъ восторжествовало; въ него перестали швырять каменьями, и Донъ-Кихотъ, допустивъ унести раненыхъ, съ прежнимъ величавымъ спокойствіемъ сталъ на страж оружія.

Хозяинъ, находя не совсмъ веселыми глупости своего гостя, ршился поскоре посвятить его въ рыцари, чтобы избавиться отъ него. Онъ просилъ Донъ-Кихота извинить грубость нсколькихъ неучей, хорошо притомъ наказанныхъ за свою дерзость, клялся, будто вся эта исторія произошла безъ его вдома, и за тмъ повторилъ, что у него нтъ часовни, но что она отнюдь не необходима для обряда посвященія въ рыцари, сущность котораго, какъ говорилъ хозяинъ, превосходно знакомый, по его словамъ, со всми подробностями этой церемоніи, состояла въ двухъ ударахъ мечомъ, однимъ по плечу, а другимъ по затылку посвящаемаго, которые могли быть даны во всякомъ мст, даже среди чистаго поля. «Что-же касается до стражи оружія», добавилъ онъ, «то вы сторожите его боле четырехъ часовъ, тогда какъ по рыцарскимъ законамъ для этого достаточно двухъ».