Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Между тхъ, восхищенный блестящимъ дебютомъ своимъ на поприщ рыцарскихъ подвиговъ, Донъ-Кихотъ халъ дальше, говоря въ полголоса: «ты можешь признать себя счастливйшей смертной, красавица изъ красавицъ, несравненная Дульцинея Тобозская, считая безъотвтнымъ рабомъ своимъ такого мужественнаго рыцаря, какъ Донъ-Кихотъ Ламанчскій, который, какъ извстно всему міру, посвященъ въ рыцари только вчера, и между тмъ усплъ уже пресчь величайшее зло, порожденное жестокостью и алчностью, вырвавъ изъ рукъ неумолимаго палача плеть, которой онъ раздиралъ тло несчастнаго мальчика». Говоря это, онъ подъхалъ къ перекрестку, соединявшему четыре дороги, и ему тотчасъ пришло на память, что странствующіе рыцари останавливались на подобныхъ мстахъ, обдумывая, по какой дорог слдовать имъ. Желая ни въ чемъ не отставать отъ своихъ образцевъ, Донъ-Кихотъ также остановился, но по зрломъ обсужденіи опустилъ узду, и Россинантъ, чувствуя себя свободнымъ, послдовавъ природному инстинкту, пустившись по дорог къ своей конюшн. Прохавъ около двухъ миль, герой нашъ замтилъ вдалек какихъ-то всадниковъ, сопровождаемыхъ нсколькими слугами; четверо изъ нихъ хали верхомъ, а трое другихъ шли пешкомъ. Это были, какъ оказалось въ послдствіи, толедскіе купцы, отправлявшіеся въ Мурцію закупать шелкъ. Донъ-Кихотъ не усплъ замтить этихъ, по его мннію странствующихъ рыцарей, какъ ужь у него явилась мысль устроить одинъ изъ тхъ поединковъ, о которыхъ онъ узналъ изъ своихъ книгъ, и о которыхъ давно уже помышлялъ. Гордо выпрямившись на стременахъ, онъ сжалъ копье, прикрылся щитомъ, выхалъ за средину дороги — ожидать тамъ путешественниковъ, и съ разстоянія, на которомъ они едва могли видть и слышать его, гордо закричалъ имъ: «да не надется никто изъ васъ ступить чрезъ это мсто, если не признаетъ, что нтъ на земномъ шар красавицы, подобной императриц Ламанчской, несравненной Дульцине Тобозской!» Купцы въ недоумніи остановились, желая разглядть кричавшаго имъ оригинала, и вскор по фигур и словамъ его догадались съ кмъ имютъ дло. Желая узнать, однако, къ чему приведетъ требуемое отъ нихъ признаніе, одинъ изъ нихъ, лукавый насмшникъ, отвчалъ: «благородный рыцарь, мы не знаемъ красавицы, о которой вы говорите; покажите намъ ее, и если красота ея такъ ослпительна, какъ вы утверждаете, то мы согласимся съ вами безъ малйшихъ возраженій».

— Еслибъ я показалъ вамъ ее, отвчалъ Донъ-Кихотъ, что выиграли-бы вы, убдившись въ непреложнйшей правд? Сила въ томъ, чтобы, не видя ея, вы не только признали истину моихъ словъ, но даже отстаивали ее съ оружіемъ въ рукахъ; если-же нтъ, тогда я вызываю васъ, гордые люди; и вступите-ли вы со мною въ бой поодиночк, какъ того требуютъ законы рыцарства, или-же, по презрнному обычаю людей вашего разряда, сразитесь со мною вс разомъ, въ обоихъ случаяхъ я ожидаю васъ съ увренностью человка, сильнаго своей правотой.

— Благородный рыцарь, возразилъ купецъ, прошу васъ отъ имени находящихся здсь принцевъ, для успокоеніи нашей совсти, воспрещающей утверждать то, чего мы не знаемъ, и что клонится при тонъ къ униженію другихъ императрицъ и королевъ Алгарвіи и Эстрамадуры; прошу показать намъ самый миніатюрный, хотя-бы въ ноготь величиною портретъ вашей даны, и какъ по обломку судятъ о цломъ, то, взглянувъ на этотъ портретъ, мы успокоимъ нашу совсть и отъ души подтвердимъ то, что вы требуете. Къ тому-же, мы въ такой мр предупреждены уже въ пользу вашей красавицы, что если бъ у ней оказался одинъ глазъ косой, а другой точащій сру и киноварь, и тогда мы, кажется, готовы были-бъ восторгаться ею, сколько вамъ будетъ угодно.

Услышавъ это, Донъ-Кихотъ, не помня себя отъ гнва, закричалъ: «знайте, низкіе люди, что отъ нея не истекаетъ ничего кром запаха амбры и мускуса; она ни коса, ни горбата, а стройна какъ гвадарамское веретено, и вы дорого заплатите мн за вашу клевету». Въ тоже мгновеніе, онъ такъ стремительно кинулся съ копьемъ своимъ на дерзкаго купца, что еслибъ Россинантъ не споткнулся, то клеветникъ почувствовалъ-бы себя очень не хорошо.

Оступившійся Россинантъ далеко покатился съ рыцаремъ. пытавшимся подняться на ноги, но задерживаемаго въ своихъ попыткахъ щитомъ, копьемъ и другими атрибутами своего вооруженія, и не перестававшаго кричать купцамъ: «не убгайте, презрнные люди, не убгайте! Если я упалъ, въ этомъ виновенъ конь мой, а не я.»