Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Я передамъ вамъ его въ одномъ, — отвтилъ Донъ-Кихотъ; освободите сію же минуту эту даму. Ея траурное покрывало слишкомъ краснорчиво говоритъ, что вы нанесли ей какое-то тяжкое оскорбленіе и теперь уводите ее въ плнъ. Я, какъ рыцарь, ниспосланный въ міръ попирать всякое зло, не позволю вамъ двинуться теперь ни шагу впередъ.

Донъ-Кихота, какъ и слдовало ожидать, сочли за полуумнаго, вырвавшагося изъ дома сумасшедшихъ; и толпа, участвовавшая въ процессіи, принялась громко хохотать надъ нимъ. Но это окончательно взбсило Донъ-Кихота, и онъ, не произнеся больше ни слова, напалъ на процессію. Тогда одинъ господинъ, отдлившись отъ процессіи, вышелъ, съ палкою въ рукахъ, на встрчу Донъ-Кихоту, и не смотря на то, что рыцарь нанесъ ему сильный ударъ мечомъ и разрубилъ на двое палку, онъ хватилъ его, однако, обломкомъ этой палки такъ сильно по плечу, что Донъ-Кихотъ безъ чувствъ свалился съ щитомъ своимъ на землю.

Санчо, бжавшій весь запыхавшись за своимъ господиномъ, умолялъ теперь его противника пощадить несчастнаго, очарованнаго рыцаря, который въ жизнь свою не сдлалъ и не пожелалъ никому зла. Но не ноль бы Санчо удержали руку, поразившую Донъ-Кихота, а несчастная фигура самаго рыцаря, лежавшаго недвижимо, какъ мертвый. Вообразивъ себ, что несчастный рыцарь убитъ, испуганный противникъ его, подобравъ полы платья, пустился съ быстротою лани, безъ оглядки, бжать черезъ поле. На помощь Донъ-Кихоту спшили между тмъ вс лица, сопровождавшія его въ пути, и толпа, составлявшая священную процессію, видя, что нсколько человкъ бгутъ, въ сопровожденіи вооруженныхъ стрльцовъ, прямо къ тому мсту, гд она остановилась, вообразила себ, будто на нее хотятъ напасть, и приготовляясь къ защит, построила родъ каре. Съ непокрытыми головами, вооружась, кто плетью, кто подсвчникомъ, воины процессіи ршились не только отразить нападеніе, но и сами напасть на врага, Судьба устроила однако дло лучше чмъ можно было ожидать. Въ числ лицъ, составлявшихъ священную процессію, нашелся знакомый нашего священника, и случившаяся въ это время, какъ нельзя боле кстати, встрча старыхъ знакомыхъ положила конецъ недоумніямъ и страхамъ. Священникъ, какъ и слдовало ожидать, тотчасъ же разсказалъ своему знакомому, кто такой Донъ-Кихотъ; и они подошли къ нему, чтобы удостовриться: живъ ли этотъ злополучный бднякъ, надъ которымъ причитывалъ Санчо, разсыпаясь въ этихъ отборныхъ фразахъ:

— «О, цвтъ рыцарей, которому суждено было погибнуть отъ одного взмаха падки, на полупути такой блистательной жизни. О, гордость твоего рода, слава Ламанча и цлаго міра, преданнаго теперь на жертву злодямъ, которымъ безъ тебя некого и нечего будетъ страшиться. О, мужъ, превзошедшій щедростью всхъ Александровъ, вознаградившій меня за восьминедльную службу мою великолпнйшимъ изъ острововъ, омываемыхъ волнами морей. О ты, смиренный съ великими и дерзновенный съ смиренными, презиравшій опасностями, претерпвавшій оскорбленія, влюбленный самъ не знавши въ кого, бичь злыхъ, подражатель праведныхъ, врагъ развращенныхъ, словомъ странствующій рыцарь — и большей не нужно теб похвалы.»

Эти возгласы привели въ себя Донъ-Кихота. Онъ открылъ глаза и проговорилъ слабымъ голосомъ: «тотъ, кто живетъ вдали отъ васъ, Дульцинея Дульцинйшая, подверженъ большимъ страданіямъ. Помоги мн, другъ мой Санчо, взобраться на мою очарованную колесницу; я не могу теперь опереться на стремена, потому что у меня разбито плечо.»

— Это я сдлаю всего охотне, дорогой господинъ мой, отвтилъ Санчо; — и отправимся-ка домой вмст съ этими господами, желающими вамъ всякаго добра. Тамъ, мы приготовимся въ третьему вызду, который, быть можетъ, будетъ славне и благопріятне для насъ.

— Санчо, ты говоришь золотыя слова, сказалъ ему Донъ-Кихотъ; мы, дйствительно, ничего лучшаго не можемъ придумать, какъ переждать дурное вліяніе звздъ, тяготющее надъ нами теперь.

Священникъ, каноникъ и цирюльникъ въ одинъ голосъ согласились съ Донъ-Кихотомъ, посл чего, посмявшись немного надъ Санчо, они помстили рыцаря на его очарованную колесницу и, простившись съ пастухомъ, собрались наконецъ въ дорогу. Стрльцы не захотли идти дальше, и священникъ тутъ же разсчитался съ ними. Каноникъ, съ своей стороны, попросивъ священника извстить его о томъ, что станется съ Донъ-Кихотомъ, излечится ли онъ отъ своего помшательства, или вс усилія вразумить его окажутся напрасными — попросилъ позволенія продолжать свой путь. Вс разбрелись такимъ образомъ въ разныя стороны, оставивъ съ Донъ-Кихотомъ только священника, цирюльника, Санчо, осла и добраго Россинанта. отличавшагося во всхъ случаяхъ жизни такимъ же примрнымъ терпніемъ, какъ и его господинъ. Крестьянинъ запрегъ воловъ, устроилъ Донъ-Кихоту помщеніе на сн, и съ неизмнной флегмой своей похалъ по той дорог, по которой веллъ хать священникъ.