Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Съ того времени, какъ заперли Леандру въ монастыр, замкнулись и глаза Ансельма; безъ Леандры имъ стало ничего не видно, и что было видть имъ безъ нее на свт. Да тоже сталось и со мной; и для меня безъ Леандры не осталось радостей на земл. И съ той поры, какъ стало пропадать наше терпніе, стало усиливаться наше горе; мы проклинали солдата съ его нарядами, проклинали слпоту отца, и кинувши родное село, задумали скрыться въ этой долин. Мы привели сюда наши стада; Ансельмъ — овецъ, а я — козъ; и живемъ теперь, среди этихъ рощъ, то вспоминая, то тоскуя о нашей любезной, то распвая псни, въ которыхъ хвалимъ и коримъ сгубившую насъ Леандру прекрасную. И по нашему примру много другихъ влюбленныхъ въ Леандру пришли укрываться въ этихъ горахъ; и столько ужъ ихъ теперь набралось здсь, что стали эти горы похожи на пастушью Аркадію, въ которой со всхъ сторонъ слышно одно слово: Леандра. Одинъ зоветъ ее причудливой и втреной, другой коритъ ее солдатомъ, третій благословляетъ и прощаетъ ее, четвертый хулитъ и проклинаетъ; одни прославляютъ красоту ее чудесную, другіе проклинаютъ ея нравъ. Словомъ вс унижаютъ ея и вмст, какъ Богу своему, поклоняются ей; и врите ли, до того доходятъ безумство нкоторыхъ, что они корятъ ее за данный имъ будто бы отказъ, хоть никогда они ни одного слова не промолвили съ ней; другіе изъ себя выходятъ отъ ревности, хоть ревновать ее тоже не приходится, потому что она не успла еще сдлать ничего такого, чего ужь не исправить во вкъ. И здсь вокругъ вы не найдете ни одного грота, ни одной пещеры, ни одного ручейка, ни одного дерева, гд бы вы не повстрчали горюющаго и втрамъ поверяющаго тоску свою пастуха. Везд только и слышно имя Леандры: Леандра — грохочутъ горы, Леандра — журчатъ ручьи, Леандра, вотъ нашъ богъ въ этой долин; вотъ волшебница, околдовавшая и отравившая насъ всхъ. Изъ-за нее вс мы находимся, сами не знаемъ, въ какомъ то страх. Но всхъ тяжеле, и умне, и безумне тоскуетъ Ансельмъ; рыдаетъ онъ въ разлук съ Леандрой, и рыдая поетъ подъ звуки скрипки, на которой онъ такъ же прекрасно играетъ, какъ прекрасно слагаетъ свои унылыя псни. Я же поступаю, по моему мннію, благоразумне: громко проклиная доврчивость и втренность женщинъ, ихъ обманчивыя клятвы, ихъ измнчивость и ихъ неразборчивый вкусъ. И теперь вамъ, врно, стало понятно, господа, почему я не долюбливаю эту козу, хотя она и лучшая въ моемъ стад: она женскаго рода. Вотъ вамъ та исторія, которую я общалъ разсказать. Если она вышла длинновата, то поврьте мн, что и охота моя — послужить вамъ чмъ могу ничуть не короче. Господа! молочная моя здсь поблизости; если вамъ угодно заглянуть въ нее, милости просимъ; вы найдете тамъ свжій творогъ, свжее молоко и отличные свжіе плоды.

Глава LII

Разсказъ этотъ показался весьма интереснымъ, и восхищенный имъ каноникъ осыпалъ похвалами разсказчика, который походилъ скоре на остроумнаго придворнаго, чмъ на грубаго пастуха, и оправдывалъ слова священника, говорившаго: что въ горахъ можно находить иногда весьма дльныхъ людей. Всякій съ своей стороны, похвалилъ молодаго пастуха, но похвалы Донъ-Кихота затмили вс остальныя. «Другъ мой», сказалъ онъ пастуху, «еслибъ мн дозволено было вдаться сегодня въ какое-нибудь приключеніе, то, клянусь теб, я сію же минуту отправился бы за прекрасной Леандрой: я похитилъ бы ее — не смотря ни на какихъ настоятельницъ изъ монастырскихъ стнъ, въ которыхъ бдную двушку держутъ противъ воли, и передалъ бы ее теб съ однимъ условіемъ: не забывать законовъ странствующихъ рыцарей. воспрещающихъ оскорблять дамъ. Сильный, однако, врой моей въ Бога Всемогущаго, я надюсь, что могущество злаго волшебника не вчно будетъ торжествовать надъ могуществомъ другого, исполненнаго лучшихъ намреній; и тогда ты смло можешь разсчитывать на мою готовность служить теб, ибо, какъ рыцарь, я ниспосланъ въ міръ помогать нуждающимся, гонимымъ и сирымъ».

До сихъ поръ пастухъ не обращалъ никакого вниманія на Донъ-Кихота, но посл этихъ словъ, онъ съ любопытствомъ началъ разсматривать его съ головы до ногъ; и, видя передъ собою какую то тощую, несчастную фигуру, спросилъ сидвшаго рядомъ съ нимъ цирюльника, что это за чудакъ?

— Кто же, отвтилъ цирюльникъ, какъ не знаменитый Донъ-Кихотъ Ламанчскій, бичь зла, каратель неправды, поддержка двъ, ужасъ великановъ и непобдимый побдитель всхъ.

— Это что-то смахиваетъ на тхъ господъ, о которыхъ пишутъ въ рыцарскихъ книгахъ, замтилъ пастухъ; они длали все тоже, что этотъ рыцарь, но только вы, ваша милость, должно быть, шутите, потому что у этого потшнаго господина голова, кажись, не въ порядк.