Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Въ то самое время, когда мы посватали Леандру, явился у насъ въ себ, новый человкъ, Винцентъ Рока. Онъ былъ сынъ одного небогатаго крестьянина изъ сосдняго съ нами села, и пришелъ къ намъ изъ Италіи и другихъ сторонъ, гд онъ служилъ солдатомъ. Лтъ двнадцать тому назадъ его увезъ изъ деревни проходившій чрезъ нее съ своею ротою капитанъ; и вотъ привелось ему опять возвратиться на родную сторону. Пришелъ онъ къ намъ, одтый по солдатски, весь въ цвтахъ, и везд у него висли разные стеклянные шарики и стальныя цпочки. Люди наши, народъ все лукавый, способный подыматься на всякія хитрости, особенно когда длать имъ больше нечего, сосчитали и подмтили: сколько у него всхъ этихъ бирюлекъ и разныхъ нарядовъ; и оказалось, что у него всего-то было только три платья съ чулками и подвязками, но только онъ такъ ловко умлъ изворачиваться ими, такъ хорошо умлъ мнять ихъ и поперемнно надвалъ одно съ другимъ, что не сосчитавши всего его убранства, можно было поклясться, что у него на худой счетъ десять перемнъ платья и штукъ двадцать пуковъ разныхъ перьевъ. Былъ онъ, при всемъ этомъ, немного музыкантъ, и такъ хорошо игралъ на гитар, что у насъ говорили, будто онъ заставляетъ гитару не играть, а говорить. Къ тому же онъ былъ еще стихоплетъ, и о всякомъ пустяк, происходившемъ у насъ въ околодк, умлъ настрочить бумагу мили въ полторы. Вотъ этотъ то бравый солдатъ, этотъ щеголь, стихоплетъ и музыкантъ Винцентъ Розка заставилъ Леандру взглянуть на себя изъ окна своего дожа; и чтожъ вы думаете? Вс эти разныя цацки соблазнили ее, а плаксивыя псни солдата съ ума ее свели; стала она врить всмъ небылицамъ, которыя городилъ ей этотъ воякъ, и ужъ видно такъ чорту угодно было, — приглядлся онъ ей такъ, что просто души въ немъ не слышала она, между тмъ какъ солдатъ не усплъ еще и подумать хорошенько объ ней. Вамъ извстно, господа, ничто не устроится такъ скоро, какъ любовное дло, когда женщина сама возьмется за него, и точно: прежде чмъ которому-нибудь изъ жениховъ Леандры въ голову пришло подумать что-нибудь на счетъ ея и стихоплета солдата, ихъ ужъ и слдъ простылъ.

Убжала Леандра съ солдатомъ изъ отцовскаго дома; матери у нее нтъ, и она сана помогла этому затесавшемуся къ намъ воину одержать такую побду, какой, я полагаю, онъ никогда въ жизни не одерживалъ, хотя и городилъ намъ про разныя свои побды. Происшествіе это взбудоражило весь околотокъ. Я и Ансельмъ не знали, что и подумать; отецъ Леандры былъ ни живъ, ни мертвъ; родные были обезславлены, судіи — разбужены, полицейскіе и сыщики — посланы въ погоню. Осмотрли дороги, лса, словомъ все, что могли, и наконецъ, на третьи сутки, нашли Леандру въ одной рубашк, въ какой то пещер, въ горахъ, безъ денегъ и безъ вещей, которыя она унесла изъ дому. Привели ее въ несчастному отцу, и тамъ распросили у нее въ подробности, какъ случилось все это грустное дло. Леандра объявила безъ обиняковъ, что Винцентъ Рока надулъ ее, что онъ уговорилъ ее бжать изъ дому, повалявшись обвнчаться съ нею и увезти ее потомъ въ прекраснйшій городъ въ цломъ свт — Неаполь, что проведенная и просто околдованная имъ, она поврила всему, что говорилъ ей этотъ негодяй, и обокравъ отца ршилась убжать съ любовникомъ. Разсказала она и то, какъ онъ увелъ ее въ горы, какъ ограбилъ ее тамъ и заперъ въ той пещер, въ которой ее нашли, а самъ ушелъ, Богъ его знаетъ куда. Все это, конечно, только пуще удивило насъ всхъ.

Правду сказать, государи мои, немного трудно поврить воздержности этого негодяя, но Леандра клялась всмъ святымъ, что онъ не прибгнулъ къ насилію, и этого было довольно, чтобы утшить несчастнаго ея отца. И не пожаллъ онъ тогда всхъ другихъ пропавшихъ у него сокровищъ, получивъ назадъ въ цлости такое сокровище, которое стоитъ разъ потерять, чтобы никогда уже не найти. Съ того времени, какъ возвратилась домой Леандра, отецъ ршился скрыть ее отъ глазъ людскихъ, и заперъ ее въ сосднемъ город — въ монастырь, возлагая всю надежду на время, которое, можетъ быть, заставитъ позабыть о дурномъ поступк его дочери. Молодость Леандры оправдывала этотъ поступокъ ея передъ тми людьми, которые не имютъ надобности безславить и прославлять ее, которые знали и умъ ея и нравъ. Они свалили всю бду на женскую втренность, на женскій характеръ, который въ частую длаетъ такое, что человку разсудительному никогда и въ голову не придетъ.