Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Негодяй! воскликнулъ Донъ-Кихотъ; это у тебя она, видно, не въ порядк, у меня же она въ большемъ порядк, чмъ у той сволочи, которая родила тебя на свтъ. Съ послднимъ словомъ, онъ такъ яростно швырнулъ въ пастуха лежавшій вблизи хлбъ, что сплюснулъ ему носъ. Не охотникъ до шутокъ. пастухъ, не обращая вниманія ни на коверъ, ни на скатерть, ни на обдавшихъ господъ, схватилъ Донъ-Кихота обими руками за горло съ такимъ остервененіемъ, что по всей вроятности задушилъ бы его, еслибъ на помощь своему господину не подосплъ Санчо. Взявши пастуха сзади за плечи, онъ опрокинулъ его навзничь, перебивши при этомъ посуду и перевернувши на стол все вверхъ дномъ. Освободясь изъ когтей пастуха, Донъ-Кихотъ вскочилъ къ нему на животъ; и окровавленный, измятый кулаками Санчо, несчастный противникъ рыцаря искалъ вокругъ себя ножа, чтобы пырнуть имъ Донъ-Кихота; но каноникъ и священникъ успли припрятать всякое оружіе. Цирюльникъ же умудрился какъ то такъ устроить, что Донъ-Кихотъ опять очутился подъ пастухомъ, и тогда то послдній, въ отмщеніе за собственную кровь, окровавилъ, въ свою очередь, физіономію рыцаря.

Глядя на эту сцену, священникъ и каноникъ надрывали со смху животы; стрльцы тоже хохотали до упаду, и этотъ единодушный смхъ увеличивалъ ярость сражавшихся, озлобляя ихъ, какъ грызущихся собакъ. Одинъ Санчо былъ угрюмъ, удерживаемый прислугой каноника, не пускавшей его подать помощь своему господину.

Между тмъ какъ одни смялись, а другіе дрались, въ пол неожиданно послышался заунывный звукъ трубы, привлекшій общее вниманіе. Особенно поразилъ онъ Донъ-Кихота. Лежа подъ пастухомъ, почти изуродованный градомъ сыпавшихся на него кулаковъ, онъ забылъ въ эту минуту о мщеніи, сгарая нетерпніемъ узнать причину услышанныхъ имъ звуковъ. «Чортъ,» сказалъ онъ своему противнику; «называю тебя чортомъ, потому что ты не можешь быть никмъ инымъ; если ты такъ храбръ и силенъ, что можешь торжествовать надо мной. Пусти меня на одинъ часъ, потому что этотъ жалобный звукъ должно быть зоветъ меня къ какому-то приключенію.» Пастухъ, утомленный столько же наносимыми имъ, сколько и получаемыми ударами, въ ту же минуту покинулъ своего противника. Освободившись отъ пастуха, Донъ-Кихотъ обтеръ лицо и повернулъ голову въ ту сторону, гд слышался трубный звукъ, замтилъ вдали нсколько лицъ, спускавшихся, какъ кающіеся гршники, въ блыхъ одеждахъ, съ холма. Нужно сказать, что этотъ годъ былъ страшно сухой, почему въ Испаніи повсемстно совершались молебствія о ниспосланіи дождя, и теперь крестьяне сосдней деревни устроили священное шествіе къ часовн, построенной на небольшой гор, возвышавшейся вблизи села.

Донъ-Кихотъ, видя странную одежду молящихся и забывая, что онъ видитъ ее въ тысячу первый разъ, вообразилъ себ, что онъ видитъ какое-то новое приключеніе, и что ему одному, какъ странствующему рыцарю, суждено привести его къ концу. Въ особенности его убдило въ этой химер то, что покрытая трауромъ статуи Мадонны показалась ему высокой дамой, увозимой въ плнъ какими то дерзкими измнниками. Вообразивши это, онъ въ ту же минуту побжалъ къ мирно пасшемуся на лугу Россинанту, быстро осдлалъ его, отстегнулъ отъ арчака забрало и щитъ, спросилъ у Санчо мечь, и затмъ громкимъ голосомъ сказалъ изумленной компаніи: «теперь, господа, вы убдитесь, какое неоцненное благо для міра составляютъ странствующіе рыцари. Теперь вы скажете, достойны ли они всеобщаго уваженія?» Съ послднимъ словомъ онъ сжалъ бока Россинанта — шпоръ у рыцаря на этотъ разъ не оказалось — и крупной рысью, потому что Россинантъ не мастеръ былъ, кажется, галопировать, по крайней мр его ни разу не видли галопирующимъ во все время его странствованій, — поскакалъ на встрчу священной процессіи, не слушая священника, цирюльника и каноника, старавшихся удержать его. Не остановилъ его и голосъ Санчо, кричавшаго изо всхъ силъ: «что вы длаете, куда вы скачете, господинъ Донъ-Кихотъ. Какой чортъ бунтуетъ васъ противъ святой нашей католической вры? Одумайтесь! вдь это движется духовная процессія». Напрасно, однако, Санчо надрывалъ себ легкія, господинъ его твердо ршился напасть на блыя привиднія. Видя передъ собою только эти мнимыя привиднія, онъ не слышалъ ничего, что ему кричали, да врядъ ли услышалъ, и послушался бы въ эту минуту даже королевскаго призыва. Подскакавши къ духовной процессіи, онъ придержалъ Россинанта, давно уже ощущавшаго потребность перевести духъ, и сиплымъ, дрожащимъ голосомъ закричалъ: «остановитесь злоди, закрывшіе свои преступныя лица! остановитесь и выслушайте то, что я вамъ скажу»

Слова эти поразили и остановили процессію; одинъ изъ четырехъ ксендзовъ, пвшихъ литанію, пораженный странной фигурой Донъ-Кихота, видомъ несчастнаго Россинанта и всей, въ высшей степени смшной, обстановкой рыцаря, отвтилъ ему: «братъ! если теб нужно что-нибудь сказать намъ, то поторопись, мы не можемъ останавливаться ни для какихъ разговоровъ или объясненій, если ихъ нельзя передать въ двухъ, трехъ словахъ».