Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Мудрый Сидъ Гамедъ Бененгели говоритъ, что едва лишь Донъ-Кихотъ распрощался съ своими дорожными спутниками и другими лицами, находившимися на похоронахъ Хризостома, какъ тотчасъ-же поскакалъ въ лсъ, въ которомъ скрылась Марселла. Проискавъ ее, однако, напрасно, боле двухъ часовъ, онъ нечаянно очутился съ своимъ оруженосцемъ на роскошномъ лугу, покрытомъ свжею, густою травой и орошаемомъ зеркальнымъ ручьемъ. Восхищенный красотою мста, онъ ршился отдохнуть и укрыться здсь отъ палящихъ лучей полуденнаго солнца. Пустивши пастись одинъ — своего коня, а другой — осла, наши искатели приключеній принялись въ мирной бесд уничтожать съ большимъ апетитомъ все, что нашли състнаго въ своей дорожной сумк. Санчо не заблагоразсудилъ связать ноги Россинанту, зная его степенность и хладнокровіе; достоинствъ, которыхъ казалось не могли поколебать вс кобылы, пасшіяся на Кордуанскихъ лугахъ. Но увы! судьба, или врне никогда не дремлющій чортъ выгналъ на этотъ самый лугъ табунъ галиційскихъ кобылъ, принадлежавшій Янгуэзскимъ погонщикамъ, имющимъ обыкновеніе длать привалъ въ мстахъ, изобилующихъ водой и травой. Дерни тутъ нелегкая Россинанта приволокнуться за дамами его породы, и онъ, не спрашивая позволенія своего господина, пустился въ нимъ мелкой, щегольской рысью. Кобылы, нуждавшіяся въ эту минуту, какъ нужно думать, больше въ пищ, чмъ въ любви, приняли нашего коня очень неблагосклонно, и начавъ брыкать и кусать его, въ одинъ мигъ подгрызли у него подпруги, скинули сдло и оставили его на лугу безъ всякой збруи. Дло однако этимъ не окончилось. Россинанта ждала другая, боле суровая невзгода, потому что погонщики, замтивъ намреніе его приласкаться къ ихъ кобыламъ, прибжали на помощь къ нимъ съ своими дубинами, которыми угостили такъ щедро несчастнаго волокиту, что вскор свалили его на землю подковами вверхъ. Донъ-Кихотъ и Санчо, видя какъ отдлываютъ Россинанта, со всхъ ногъ кинулись выручать его, причемъ рыцарь не преминулъ сказать своему оруженосцу: «Санчо! я вижу, что намъ предстоитъ имть дло не съ рыцарями, а съ какою то жалкою сволочью. Поэтому ты можешь совершенно спокойно помочь мн отмстить этимъ негодяямъ за побои, нанесенные ими въ нашихъ глазахъ Россинанту».

— О какого чорта мщеніи вы говорите, отвчалъ Санчо: ихъ двадцать, а насъ всего двое, или лучше сказать полтора.

— Я одинъ стою ста, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; и не теряя боле попусту словъ, обнаживъ мечъ, кинулся за погонщиковъ. Санчо, увлеченный его примромъ, послдовалъ за нимъ.

Первымъ ударомъ рыцарь разрубилъ одежду и часть плеча попавшагося ему подъ руку погонщика, готовясь поступить точно также и съ другими, но погонщики, пристыженные тмъ, что съ ними такъ ловко расправляются всего на всего два человка, вооружились своими дубинами и, тсно окруживъ нашихъ искателей приключеній, принялись бить ихъ съ такимъ удивительнымъ согласіемъ, что скоро поршили съ своими противниками. Санчо сопротивлялся недолго; онъ свалился посл втораго удара, и увы! никакое искусство, никакое мужество не въ состояніи были спасти и самаго Донъ-Кихота. Безжалостной судьб его угодно было, чтобы онъ упалъ къ ногамъ своего коня; — поразительный примръ силы, съ какою дйствуетъ дубина въ рукахъ грубыхъ неучей. Видя дурныя послдствія затяннаго ими дла, погонщики поспшили собрать своихъ кобылъ и съ Богомъ отправились въ дальнйшій путь.

Первый очнулся посл бури Санчо, и еле ворочаясь возл своего господина, заговорилъ слабымъ, жалобнымъ голосомъ: «ваша милость, а ваша милость».

— Что теб нужно, мой другъ? не мене жалобно отвчалъ Донъ-Кихотъ.

— Нельзя-ли дать мн теперь дв пригоршни этого фіербрасовскаго бальзама, который, какъ вы говорили, находится у васъ подъ рукой. Можетъ быть онъ также полезенъ для переломанныхъ костей, какъ и для другихъ рамъ.

— Увы, мой другъ! будь онъ у меня, тогда не о чемъ намъ было бы тужить. Но даю теб слово странствующаго рыцаря, что не позже двухъ дней бальзамъ этотъ будетъ въ моихъ рукахъ, или у меня не будетъ рукъ.

— Не позже двухъ дней! а, какъ вы думаете, черезъ сколько дней мы въ состояніи будемъ двинуть рукой или ногой? спросилъ Санчо.

— Этого я дйствительно не могу сказать, судя потому, какъ дурно я себя чувствую, отвтилъ измятый рыцарь; но я долженъ признаться, что вся бда случилась по моей вин. Я никогда не долженъ былъ обнажать меча противъ людей, непосвященныхъ въ рыцари. И богъ брани справедливо покаралъ меня за забвеніе рыцарскихъ законовъ. Вотъ почему, другъ Санчо, я нахожу теперь нужнымъ сообщить теб все что, касающееся нашихъ общихъ выгодъ: если отнын ты увидишь, что насъ оскорбляетъ какая нибудь сволочь, тогда не жди, чтобъ я обнажилъ противъ нее мечь; нтъ, это твое дло. Ты самъ расправляйся съ нею и бей ее, сколько будетъ угодно твоей душ. Но если на помощь имъ подоспютъ рыцари, о! тогда я съумю ихъ отразить. Ты вдь знаешь, не по одному примру, до чего простирается сила этой руки. Этими словами герой нашъ намекалъ на свою побду надъ бискайцемъ.

Предложеніе рыцаря пришлось далеко не по вкусу его оруженосцу.