Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Хозяинъ корчмы, видя человка, лежащаго поперекъ осла, полюбопытствовалъ узнать: что съ нимъ? Санчо отвчалъ, что скатившись съ высокой скалы, господинъ его немного помялъ себ бока. Хозяйка, женщина сострадательная и легко проникавшаяся чужимъ горемъ, — въ противность женщинамъ своего званія, — вмст съ дочерью, мимоходомъ сказать, очень миленькой двушкой, перевязали раны нашего героя. Въ этой же корчм прислуживала еще астурійская двка, широколицая, курносая, низкая ростомъ, съ толстыми плечами, до такой степени тяготившими ея спину, что ей трудно было глядть иначе какъ внизъ, и къ довершенію красоты въ однимъ косымъ, а другимъ больнымъ глазомъ. Это то милое созданіе явилось на подмогу дочери хозяина, и об он совокупными силами устроили Донъ-Кихоту постель на чердак, служившемъ, какъ по всему замтно было, съ давнихъ поръ сноваломъ. Тамъ же ночевалъ одинъ погонщикъ муловъ, устроившій себ постель изъ сделъ и попонъ, которая была однако во сто разъ удобне Донъ-Кихотовской, состоявшей изъ четырехъ шероховатыхъ досокъ, державшихся на двухъ неравныхъ ногахъ, несчастнаго тюфяка, усыпаннаго какими то колючками, и наконецъ изъ одяла, походившаго скоре на металлическое, чмъ на шерстяное. На этой-то постели уложили Донъ-Кихота; и при тускломъ свт ночника, который держала въ рукахъ восхитительная Мариторна (такъ называлась служанка), хозяйка съ дочерью принялись натирать Донъ-Кихота съ головы до ногъ какою-то мазью. При вид многочисленныхъ синяковъ его, хозяйка замтила, что эти знаки похожи скоре на слды побоевъ, чмъ паденія.

— И однако они не отъ побоевъ, отвчалъ Санчо; но проклятая скала была покрыта такими острыми выступами, что не мудрено, если она оставила синяки по всему тлу моего господина. Кстати, добавилъ онъ, не сбережете ли вы и для меня нсколько мази, потому что и у меня побаливаетъ спина.

— Разв ты тоже упалъ? спросила хозяйка.

— Нтъ, не то что упалъ, говорилъ Санчо, но при вид паденія моего господина, я почувствовалъ такое сотрясеніе во всемъ тл, какъ будто мн дали тысячу падокъ.

— Это понятно, подхватила молодая двушка; мн часто случадось видть во сн, будто я падаю съ высокой башни, падаю, и не могу упасть; и когда потомъ я пробуждалась, то чувствовала себя разбитой, точно, въ самомъ дл, упада.

— Ну вотъ тоже и со мной, подхватилъ Санчо; съ тою только разницею, что не видвши ничего во сн, я чувствую себя однако такъ же дурно, какъ и мой господинъ.

— А какъ прозывается вашъ господинъ? спросила Мариторна.

— Донъ-Кихотъ Ламанчскій, одинъ изъ славнйшихъ странствующихъ рыцарей, какіе существовали когда либо на свт, отвчалъ Санчо.

— Странствующій рыцарь? это что такое! воскликнула удивленная служанка.

— О, какъ же вы просты, моя милая, когда не знаете такой простой вещи, сказалъ Санчо. Странствующій рыцарь, это, я вамъ скажу, такой человкъ, который можетъ каждый день ожидать императорскаго внца иди падокъ; сегодня — несчастнйшее существо въ мір, завтра — царь съ тремя или четырьмя царствами, которыя можетъ подарить своему оруженосцу.

— Какъ же это, служа оруженосцемъ у такого великаго господина, вы не имете даже графства? спросила хозяйка.

— Нкогда было еще найти его, отвчалъ Санчо. Вдь мы всего мсяцъ только странствуемъ, ища приключенія; къ тому же, вы знаете, человкъ въ частую находитъ совсмъ не то, что ищетъ. Но чуть только мы съ господиномъ моимъ оправимся, тогда я не промняю своихъ надеждъ на богатйшее помстье въ Испаніи.

Лежа на постели, Донъ-Кихотъ внимательно слушалъ этотъ разговоръ, и приподнявшись немного, нжно взялъ за руку хозяйку и сказалъ ей: «прекрасная и благородная дама! врьте мн, вы можете гордиться тмъ, что приняли въ вашемъ замк такого человка, какъ я. Умалчиваю о томъ, кто я именно, зная, что насъ унижаетъ похвала самимъ себ, но оруженосецъ мой скажетъ вамъ это. Я же добавлю только, что сохраню на вки воспоминаніе объ услуг, оказанной вами мн. И если бы небу не угодно было,» добавилъ онъ, кинувъ нжный взглядъ на дочь хозяйки, «наложить уже на меня цпи любви, еслибъ оно не сдлало меня рабомъ очаровательной тиранки, имя которой я шепчу въ настоящую минуту, то прекраснымъ глазамъ этой двушки, быть можетъ, суждено было бы лишить меня свободы.»

Слова эти страшно сконфузили хозяйку, дочь ея и Мариторну, не смотра на то, что он понимали въ нихъ столько же, сколько въ китайской грамот; правда, он догадывались, что это любезности, но не привыкши къ подобнымъ комплиментамъ, он вопросительно поглядывали на себя и смотрли на Донъ-Кихота, какъ на какого-то чудо-человка. Поблагодаривъ рыцаря за его любезность, хозяйка съ дочерью удалились, а Мариторна принялась вытирать мазью Санчо, нуждавшагося въ этомъ не меньше своего господина.