Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Какъ мн спать; отвчалъ Санчо, дрожа отъ досады и злобы, когда сегодня ночью вс черти вырвались изъ ада и хватились за меня.

— Возможно ли? воскликнулъ Донъ-Кихотъ. Но, клянусь Богомъ, или я ничего не понимаю, или этотъ замокъ очарованъ. Санчо! Нужно теб знать… но прежде чмъ говорить, поклянись мн хранить до моей смерти ту тайну, которую ты сейчасъ услышишь.

— Клянусь! отвчалъ Санчо.

— Я требую отъ тебя этой клятвы, потому что ни за что въ мір не захочу омрачать ничьей чести, сказалъ Донъ-Кихотъ.

— Если я вамъ поклялся, такъ значитъ буду молчать до вашей кончины, и дай Богъ, чтобы завтра я освободился отъ своего слова, отвчалъ Санчо.

— Санчо! Неужели я такъ надолъ теб, что ты желаешь мн такой скорой смерти? спросилъ рыцарь.

— Да это не потому, что вы мн надоли, а потому, что для меня не въ терпежъ хранить какія бы то ни было тайны; я боюсь, какъ бы он не сгнили во мн, отвтилъ Санчо.

— Во всякомъ случа, Санчо, я ввряю мою тайну твоему благородству. Другъ мой, говорилъ Донъ-Кихотъ, въ эту ночь случилось со мной удивительное происшествіе, которымъ я конечно могъ бы гордиться; но не теряя попусту словъ, скажу теб, что нсколько минутъ назадъ, дочь владльца этого замка, одна изъ восхитительнйшихъ двушекъ на большей половин земнаго шара, тайкомъ приходила во мн. Не стану описывать теб ея красоты, ума и другихъ скрытыхъ отъ взоровъ прелестей, о которыхъ я не хочу даже думать, сохраняя обтъ врности, данный Дульцине, скажу только, что само небо, должно быть, позавидовавъ моему счастію, допустило обрушиться на меня атлетическую руку какого-то невидимаго великана въ минуту самаго страстнаго объясненія съ влюбленной въ меня красавицей. Великанъ этотъ, ударивъ меня со всей ужасающей силой своей по челюстямъ, окровавилъ мой ротъ, и воспользовавшись моею мгновенной слабостью, измялъ меня хуже чмъ вчерашніе погонщики, озлобившіеся на насъ за невоздержность Россинанта. Посл этого не остается никакого сомннія, что находящаяся здсь красавица вврена надзору какого-то очарованнаго мавра, и что увы, она существуетъ не для меня.

— Да вроятно и не для меня, отвчалъ Санчо, потому что больше четырехсотъ очарованныхъ мавровъ обдлывали недавно кожу мою такъ, что дубины ангуэзскихъ погонщиковъ показались-бы мн теперь нжнымъ щекотаніемъ; еще вамъ то, продолжалъ онъ, вс прелести сегодняшнія, пожалуй, съ пола-горя; вы только-что держали въ своихъ объятіяхъ какую-то чудесную красавицу, и этимъ можете утшать себя теперь, но мн-то каково? я то какого чорта выигралъ, кром кулаковъ, какихъ отродясь не получалъ. О, будь проклятъ я вмст съ матерью, родившею меня на свтъ. Я не странствующій рыцарь, никогда не думалъ быть имъ, и не смотря на то во всхъ потасовкахъ меня колотятъ, какъ рыцаря.

— Какъ, разв и тебя поколотили? съ удивленіемъ спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Проклятіе на меня и на весь мой родъ, повторилъ Санчо; да о чемъ-же я вамъ только что толковалъ.

— Другъ мой! не обращай на это никакого вниманія, отвчалъ рыцарь; я сейчасъ приготовлю знаменитый фіербрасовскій бальзамъ, который вылечитъ насъ во мгновенье ока.

При послднихъ словахъ на чердакъ вошелъ полицейскій, успвшій наконецъ засвтить свою лампу. Первый увидлъ его Санчо, и глядя на фигуру блюстителя правосудія, покрытую одной рубашкой, съ головой повязанной платкомъ и съ физіономіей еретика, онъ спросилъ своего господина: не это-ли очарованный мавръ, пришедшій вроятно узнать остались-ли у нихъ еще ребра, которыя можно переломать?

— Нтъ, это не мавръ, отвчалъ Донъ-Кихотъ, потому что очарованныхъ видть нельзя.

— Ну, если ихъ видть нельзя, перебилъ Санчо, то ихъ слишкомъ хорошо можно чувствовать; по крайней мр, плечи мои этого пнія.

— Санчо! Неужели ты думаешь что моимъ плечамъ легче; но вдь изъ этого вовсе не слдуетъ, чтобы пришедшій сюда человкъ былъ очарованный мавръ, сказалъ Донъ-Кихотъ.

Полицейскій крайне удивился, заставъ Донъ-Кихота и Санчо спокойно разговаривавшими другъ съ другомъ. Замтивъ, однако, что одинъ изъ нихъ неподвижно лежитъ распростертымъ на земл, съ раскрытымъ ртомъ, полицейскій спросилъ его: «что любезный, какъ ты себя чувствуешь?»

— На вашемъ мст я говорилъ-бы вжливе, отвчалъ Донъ-Кихотъ. Скажите, неучъ вы этакой, неужели у васъ въ обыча обращаться такъ грубо съ странствующими рыцарями?

Полицейскій, человкъ довольно заносчивый, вовсе не намренъ былъ хладнокровно снести дерзости какого-то жалкаго, повидимому, господина. Не долго думая, онъ швырнулъ въ несчастнаго рыцаря лампой, и увренный что размозжилъ ему черепъ, поспшилъ въ потьмахъ убраться себ по добру, по здорову.

— Что!воскликнулъ Санчо; не говорилъ-ли я, что это очарованный мавръ; онъ хранитъ для другихъ какую-то красавицу, а для насъ кулаки и удары подсвчниками.