Андрей взялъ хлѣбъ и сыръ, и видя, что никто не намѣренъ дать ему ничего больше, опустилъ голову и собирался было уйти, но остановился и на прощаніе оказалъ Донъ-Кихоту: «господинъ странствующій рыцарь! если приведется намъ еще встрѣтиться когда-нибудь, то хотя бы вы увидѣли, что меня раздираютъ на части, ради Бога, не вступайтесь за меня, а оставьте съ моей бѣдой, потому что худшей бѣды какъ ваша помощь, мнѣ, право никогда не дождаться, и да уничтожитъ и покараетъ Богъ вашу милость со всѣми рыцарями, родившимися когда бы то ни было на свѣтъ.
Услышавъ это, Донъ-Кихотъ съ негодованіемъ поднялся съ своего мѣста, чтобы наказать дерзкаго, но мальчуганъ со всѣхъ ногъ пустился бѣжать — догонять его никто и не думалъ — оставивъ рыцаря страшно сконфуженнаго. Вся компанія съ трудомъ удерживалась отъ смѣха, чтобы не разсердить окончательно Донъ-Кихота.
Глава XXXII
Путешественники наши, закусивши, пустились въ путь, и не встрѣтивъ ничего, достойнаго быть описаннымъ, пріѣхали на другой день въ корчму, служившую пугаломъ для Санчо; но теперь ему было невозможно не зайти въ нее. Между тѣмъ хозяинъ, хозяйка, дочь ихъ и Мариторна, завидѣвъ Донъ-Кихота, вышли ему за встрѣчу и приняли его съ живѣйшей радостью. Рыцарь встрѣтилъ ихъ довольно гордо и велѣлъ приготовить себѣ постель, лучшую чѣмъ въ прошлый разъ. Хозяйка отвѣчала, что если только онъ заплатитъ, такъ ему приготовятъ княжескую постель. Донъ-Кихотъ обѣщалъ заплатить, и ему, дѣйствительно, приготовили постель нѣсколько лучше прежней, на хорошо знакомомъ ему чердакѣ; рыцарь тотчасъ же отправился отдохнуть, потому что тѣло его было разстроено и утомлено также какъ умъ.
Когда Донъ-Кихотъ затворился въ своей каморкѣ, хозяйка кинулась къ цирюльнику, требуя назадъ свой хвостъ; «давайте мнѣ мой хвостъ», горланила она, вцѣпившись обѣими руками въ бороду цирюльника; «довольно вамъ таскать его; Боже! стыдъ какой, гребень моего мужа валяется теперь на полу въ грязи, потому что нѣтъ хвоста, на который я цѣпляла его.» Цирюльникъ, однако, не уступалъ; и какъ ни тянула хозяйка бороду это, онъ не отдавалъ ее, пока священникъ не попросилъ его отдать хозяйкѣ ея хвостъ, находя, что они не нуждаются больше въ маскахъ и могутъ показаться теперь Донъ-Кихоту въ обыкновенномъ своемъ видѣ. Скажите ему, добавилъ онъ, что вы убѣжали сюда отъ ограбившихъ васъ каторжниковъ, а если спросятъ онъ, что сталось съ оруженосцемъ принцессы? мы скажемъ, что онъ отправился впередъ возвѣститъ ея подданнымъ о скоромъ прибытіи принцессы въ свои владѣнія вмѣстѣ съ освободителемъ ея народа. Послѣ этого цирюльникъ отдалъ хозяйкѣ хвостъ и всѣ наряды, которыми она ссудила нашихъ друзей, отправлявшихся въ горы за Донъ-Кихотомъ.
Всѣ были очарованы въ корчмѣ красотой Доротеи и милымъ, пріятнымъ лицомъ Карденіо. Священникъ распорядился между тѣмъ на счетъ закуски, и хозяева, въ ожиданіи хорошаго вознагражденія, приготовили довольно сносный обѣдъ. Донъ-Кихотъ же продолжалъ спать, и никто не подумалъ будить его, находя, что постель для него нужнѣе теперь стола. Послѣ обѣда разговоръ зашелъ о странномъ помѣшательствѣ Донъ-Кихота и о томъ, въ какомъ положеніи нашли его въ горахъ. Хозяйка разсказала имъ кстати о приключеніи рыцаря въ этой корчмѣ съ волокитой погонщикомъ, и, не видя Санчо, разсказала и о томъ, какъ покачали здѣсь на одѣялѣ нашего оруженосца, насмѣшивъ своимъ разсказомъ все общество. Но когда священникъ замѣтилъ, что голову Донъ-Кихота перевернули вверхъ дномъ рыцарскія книги. Изумленный хозяинъ воскликнулъ: «не знаю, какъ это такъ случилось, потому что по мнѣ нѣтъ книгъ лучше рыцарскихъ книгъ, и скажу, по правдѣ, онѣ часто возвращали къ жизни не только меня, но и многихъ другихъ. Во время жатвы, сюда каждый праздникъ заходитъ повеселиться много народу; въ толпѣ всегда случится человѣкъ грамотный; онъ беретъ книгу въ руки, мы, человѣкъ тридцать, садимся въ кружокъ и слушаемъ его съ такимъ удовольствіемъ, что, право, оно снимаетъ съ головъ нашихъ худо, худо, тысячу сѣдыхъ волосъ. По крайней мѣрѣ о себѣ могу сказать, что слушая разсказы объ этихъ ужасныхъ ударахъ мечами, наносимыхъ рыцарями, мнѣ такъ и хочется самому сдѣлать тоже самое, и слушалъ бы я кажется эти исторіи дни и ночи».
— И я тоже, вмѣшалась хозяйка, потому что-тогда только я и покойна, когда ты слушаешь эти исторіи, тогда только ты не ругаешься.
— Я тоже люблю слушать, когда читаютъ эти книги, вмѣшалась Мариторна, особенно нравится мнѣ это, когда какая-нибудь дама обнимаетъ подъ померанцовымъ деревомъ рыцаря, а дуэнья въ страхѣ сторожитъ, какъ бы не помѣшали ея госпожѣ. Такъ это мнѣ кажется сладко, словно медъ.
— Ну а вы что скажете, моя милочка? спросилъ священникъ дочь хозяина.
— Право не знаю, что сказать, отвѣчала молодая дѣвушка; я тоже слушаю, когда читаютъ эти книги, и хоть мало понимаю въ нихъ, а все таки нахожу, что онѣ очень интересны. Но только меня занимаютъ не эти удары, приводящіе въ восторгъ папеньку, а вздохи и слезы рыцарей, разлученныхъ съ своими дамами; иногда мнѣ становится такъ жалко ихъ, что сама я плачу.