Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1

Всегда любезная и предупредительная Доротея, видя, какъ непріятно подѣйствовало за мавританку извѣстіе, что въ домѣ не оказалось отдѣльной комнаты, добродушно сказала ей: «не безпокойтесь, сударыня, о томъ, что эта корчма представляетъ такъ много неудобствъ, что дѣлать? это общее свойство всѣхъ корчмъ. Но если вамъ угодно будетъ раздѣлить наше убѣжище, (она указала за Лусинду), то, быть можетъ, въ продолженіи всей дороги, вы нигдѣ не встрѣтите болѣе радушнаго пріема.» Ничего не отвѣчая, незнакомая дана встала со стула и скрестивъ на груди руки, наклонила, въ знакъ благодарности, голову и нагнулась всѣмъ тѣломъ. Молчаніе ея окончательно убѣдило всѣхъ, что это мавританка, не знающая языка христіанъ; между тѣмъ плѣвникъ, занимавшійся до сихъ поръ другимъ дѣломъ, возвратился къ своей дамѣ, и видя, что она ничего не отвѣчаетъ окружавшимъ ее со всѣхъ сторонъ женщинамъ, сказалъ имъ: «дѣвушка эта почти вовсе не знаетъ нашего языка и говорятъ только за своемъ родномъ; поэтому она ничего не можетъ отвѣтить вамъ.»

— Мы ее просимъ только провести эту ночь въ одной спальнѣ съ нами, отвѣтила Лусинда. Мы постараемся доставить ей здѣсь всевозможныя удобства и примемъ ее съ тою заботливостію, съ какою должны принимать иностранца, а въ особенности иностранку.

— Цалую ваши руки за нее и за себя, сказалъ плѣнникъ, и вполнѣ оцѣняю ваше лестное предложеніе; оно слишкомъ значительно, принимая во вниманіе мое положеніе и то, кѣмъ оно сдѣлано.

— Скажите, пожалуйста, эта дама христіанка или магометанка? спросила Доротея. Ея платье и молчаніе заставляютъ васъ думать, что она не той вѣры, какой намъ хотѣлось бы.

— Тѣломъ и платьемъ она магометанка, отвѣчалъ плѣнникъ, во душой истинная христіанка, потому что она пламенно желаетъ быть ею.

— Она, значитъ, не крещенная? сказала Лусинда.

— Пока нѣтъ, отвѣтилъ плѣнникъ, ей некогда было окреститься со времени отъѣзда вашего изъ ея родины Алжира, и такъ какъ она не подвергалась пока такой опасности, которая побудила бы окрестить ее прежде исполненія извѣстныхъ обрядовъ, требуемыхъ святой нашей матерью церковью, поэтому она и не торопилась. Но Богъ, я полагаю, скоро дозволитъ окрестить ее съ торжественностью, достойной ея происхожденія, болѣе высокаго, чѣмъ это можно предположить, судя по ея костюму.

Слова эти пробудили всеобщее любопытство. Всякій горѣлъ желаніемъ узнать, кто этотъ плѣнникъ и эта мавританка; но никто не рѣшился спросить ихъ объ этомъ тотчасъ же, сознавая, что имъ нужно дать теперь спокойно отдохнуть, а не разспрашивать ихъ, кто они такіе. Доротея взяла за руку мавританку, и усадивъ возлѣ себя, попросила ее снять вуаль. Въ отвѣтъ за это мавританка взглянула за плѣнника, какъ бы спрашивая у него, что ей говорятъ и что слѣдуетъ ей дѣлать? Плѣнникъ сказалъ ей по арабски, что ее просятъ снять вуаль, и что она хорошо сдѣлаетъ, исполнивши эту просьбу. Услышавъ это, незнакомка въ туже минуту приподняла вуаль и открыла такое прекрасное лицо, что Лусинда нашла ее прекраснѣе Доротеи, а Доротея — прекраснѣе Лусинды; и всѣ единодушно согласились, что если какая-нибудь женщина могла сравниться. производимымъ ею очарованіемъ, съ Доротеей и Лусиндой, такъ это безспорно, обворожительная мавританка; нѣкоторые находили ее даже прекраснѣе двухъ знакомыхъ намъ красавицъ. И такъ какъ красота невольно влечетъ въ себѣ ваши симпатіи, поэтому всѣ гости поспѣшили услуживать очаровательной незнакомкѣ, а донъ-Фернандъ спросилъ у плѣнника, какъ ее зовутъ?

«Лелйла Зораида», отвѣтилъ плѣнникъ; не успѣлъ онъ, однако, проговорить этихъ словъ, какъ мавританка, догадавшись о чемъ его спрашивалъ христіанинъ, торопливо воскликнула съ какимъ-то очаровательнымъ неудовольствіемъ: «No, no, Zoraida, Maria, Maria,» давая понять, что ее зовутъ Марія, а не Зораида. Эти слова и проникавшій въ душу голосъ мавританки вызвали слезы на глазахъ нѣкоторыхъ слушателей, а особенно слушательницъ, отъ природы болѣе нѣжныхъ и сострадательныхъ, чѣмъ мужчины.

— Да, да, Марія, Марія, сказала Лусинда, восторженно обнимая ее.

— Si, si, Maria, Zoraida macange, то есть Зораиды нѣтъ болѣе, отвѣчала мавританка.