Теперь я постараюсь покороче разсказать вамъ, что случилось со мною съ тѣхъ поръ. Сѣвъ на корабль въ Аликанте, я счастливо прибылъ въ Геную, а оттуда въ Миланъ, гдѣ купилъ оружіе и сдѣлалъ военную обмундировку, желая поступить въ піемонтскія войска; но на пути въ Алеясандрію, я узналъ, что герцогъ Альба отправился во Фландрію. Тогда я перемѣнилъ свой первоначальный планъ и отправился въ слѣдъ за герцогомъ. Я участвовалъ съ нимъ во многихъ битвахъ, присутствовалъ при смерти графовъ Эгмонта и Горна, и произведенный въ поручики поступилъ подъ команду знаменитаго офицера Діего Урбины, уроженца Гвадалаксарскаго. Спустя нѣсколько времени, по прибытіи ноемъ во Фландрію, мы узнали о лигѣ, составленной, въ Бозѣ почившемъ, его святѣйшествомъ, папой Піемъ V, съ Венеціей и Испаніей противъ общаго врага христіанскаго міра Турокъ, отнявшихъ тогда у Венеціанцевъ, при помощи своего флота, знаменитый островъ Кипръ; роковая и невознаградимая для Венеціанцевъ потеря. До насъ дошли также слухи, что главнокомандующимъ союзными войсками будетъ назначенъ свѣтлѣйшій принцъ Донъ-Жуанъ Австрійскій, побочный братъ нашего великаго короля Филиппа II. Повсюду говорили о повсемѣстныхъ огромныхъ приготовленіяхъ въ войнѣ. Все это побуждало меня принять участіе въ готовящейся открыться морской компаніи; и хотя я ожидалъ производства въ капитаны при первой вакансіи, я тѣмъ не менѣе отправился въ Италію. Судьбѣ угодно было, чтобы я пріѣхалъ туда въ то время, когда Донъ-Жуанъ Австрійскій, высадившись въ Генуѣ, готовъ былъ отправиться въ Неаполь, гдѣ онъ намѣревался соединить свой флотъ съ венеціанскимъ, что удалось сдѣлать, однако, не ранѣе какъ въ Мессинѣ. Но что сказать мнѣ теперь? Дослужившись до капитанскаго чина, почетное званіе, которымъ я обязанъ былъ скорѣе счастливымъ обстоятельствамъ, нежели своимъ заслугамъ, я участвовалъ въ великой и навѣки памятной Лепантской битвѣ. Въ этотъ счастливый для христіанства день, разубѣдившій христіанскій міръ въ непобѣдимости Турокъ на морѣ, и сразившій отоманскую гордость, въ этотъ день мнѣ одному не суждено было радоваться между столькими осчастливленными людьми; ибо погибшіе въ этой великой битвѣ христіане узнали еще большее счастіе, чѣмъ побѣдители, оставшіеся въ живыхъ. Вмѣсто того, чтобы быть увѣнчаннымъ, какъ во дни Римлянъ, морскимъ вѣникомъ, я увидѣлъ себя въ ночь, смѣнившую великій день, скованнымъ по рукамъ и по ногамъ. Вотъ какъ это случилось: смѣлый и счастливый корсаръ Ухали, король алжирскій, сцѣпился на абордажъ съ главной галерой мальтійскаго коменданта, на ней оставались въ живыхъ только три рыцаря, и то тяжело раненые; на помощь имъ двинулась галера Іоанна Андрея Дорія, на которую я вошелъ съ моими матросами. Исполняя свой долгъ, я вскочилъ на непріятельскую галеру, но она быстро удалилась отъ преслѣдовавшихъ ее кораблей, и мои солдаты не могли послѣдовать за мной. Такъ остался я одинъ, окруженный многочисленными врагами, которымъ не могъ долго сопротивляться. Они овладѣли мною совершенно израненнымъ, и такъ какъ вамъ извѣстно, господа, что Ухали удалось уйти изъ этой битвы съ своей эскадрой, то я остался у него въ плѣну, и оказался однимъ несчастнымъ между столькими счастливцами, однимъ плѣннымъ между столькими освобожденными; въ этотъ день возвратили свободу пятнадцати тысячъ христіанъ, служившихъ, въ неволѣ, гребцами на турецкихъ галерахъ. Меня отвезли въ Константинополь, гдѣ султанъ наименовалъ моего господина, особенно отличившагося въ Лепантской битвѣ, и захватившаго, какъ трофей и свидѣтельство своего мужества, мальтійское знамя, главнокомандующимъ флотомъ. Въ слѣдующемъ 1572-мъ году я былъ въ Наваринѣ и служилъ гребцомъ на галерѣ