Глава XLVIII
— Вы совершенно правы, сказалъ священникъ канонику, и потому тѣмъ большаго достойны порицанія сочинители подобныхъ книгъ, пишущіе не думая, не разсуждая, пренебрегая правилами искуства, которыя руководятъ талантомъ. помогли бы писателю также прославиться прозою, какъ прославились своими стихами два князя поэзіи римской и эллинской.
— Сказать правду, замѣтилъ каноникъ, я самъ пробовалъ написать рыцарскую книгу, соблюдая всѣ названныя мною условія; и нечего грѣха таить, исписалъ листовъ сто. Желая, однако, узнать, тамъ ли хорошо мое произведеніе, какъ я полагалъ, я отдалъ его за судъ страстныхъ, но умныхъ и образованныхъ любителей подобнаго рода книгъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ просилъ прочитать его и такихъ господъ, которые ищутъ въ книгѣ только однихъ сумазбродствъ; и что же? тѣ и другіе, осыпали одинаковыми похвалами мое сочиненіе. Тѣмъ не менѣе я не продолжалъ моей работы, во первыхъ потому, что мнѣ казалось это дѣломъ неприличнымъ моему духовному званію и, кромѣ того, потому, что на свѣтѣ больше невѣждъ, чѣмъ людей образованныхъ. Не спорю, лучше слышать похвалы немногихъ мудрецовъ, чѣмъ порицанія многочисленныхъ глупцовъ, и, однако, и все-таки не рѣшился подвергать себя суду невѣжественной толпы, читающей, по преимуществу, подобнаго рода книги. Что въ особенности побудило меня оставить мою работу, это нѣкоторыя мысли, возбужденныя во мнѣ драматическими представленіями, разыгрываемыми теперь на нашихъ театрахъ. Если эти историческія и неисторическія драмы, безъ ногъ и головы, наполненныя однѣми нелѣпостями, приходятся по вкусу публики, если она восторженно апплодируетъ имъ, если авторы сочиняющіе и актеры разыгрывающіе ихъ, говорятъ въ одинъ гоюлосъ, что драмы должны быть именно таковы, потому что этого требуетъ публика, потому что драматическія представленія, написанныя съ уваженіемъ къ здравому смыслу и искуству, нравятся тремъ, четыремъ умнымъ человѣкамъ, а всѣ остальные нисколько не поймутъ достоинствъ хорошей драмы, и что для сочинителей и актеровъ выгоднѣе угождать доставляющему имъ средства къ жизни большинству, чѣмъ пріобрѣтать уваженіе незначительнаго меньшинства: поэтому я невольно подумалъ, что такая же грустная участь постигла бы и мою книгу, еслибъ я поломалъ голову, желая приблизить ее къ правдѣ и натурѣ: я сдѣлалъ бы себя, какъ говорятъ, портнымъ Кампилло, доставлявшимъ нитки и фасонъ. Не разъ пытался я убѣдить нашихъ авторовъ, какъ сильно они ошибаются, воображая, что сумазбродными піесами они. привлекутъ болѣе публики, чѣмъ піэсами, сообразующимися съ правилами искуства; но господа эти до того упрямы, до того убѣждены въ своей непогрѣшимости, что нѣтъ никакой возможности образумить ихъ. Однажды, помню, сказалъ я одному сочинителю: помните ли вы, нѣсколько лѣтъ тому назадъ играли въ Испаніи три трагедіи одного знаменитаго нашего поэта; онѣ приводили въ одинаковый восторгъ и невѣжественную и образованную публику, и доставляли большіе сборы, чѣмъ тридцать самыхъ лучшихъ піесъ, игранныхъ впослѣдствіи. Вы, безъ сомнѣнія, отвѣтилъ писатель, намекаете на Изабеллу, Фили и Александру? Вы угадали, сказалъ я. Въ этихъ трагедіяхъ соблюдены всѣ правила искусства; и не смотря на то, онѣ понравились публикѣ и казались ей тѣмъ, чѣмъ были въ дѣйствительности. Не публика. значитъ, виновата, довольствуясь нелѣпостью, а тѣ, которые не умѣютъ угощать ее ничѣмъ инымъ. Въ