Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1

— Очень радъ, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, узнайте же, господинъ рыцарь, что меня везутъ въ этой клѣткѣ очарованнымъ завистью злаго волшебника. Онъ очаровалъ меня, потому что всякая доблесть сильнѣе преслѣдуется злыми, чѣмъ уважается добрыми. Я странствующій рыцарь, не изъ тѣхъ, чьихъ именъ не начертала слава на страницахъ безсмертія, но изъ тѣхъ, чьи имена за зло зависти, наперекоръ всѣмъ ухищреніямъ персидскихъ маговъ, индійскихъ браминовъ и эѳіопскихъ гимнософистовъ, она принуждена начертать въ храмѣ безсмертія, да служатъ эти рыцари въ примѣръ и поученіе грядущимъ поколѣніямъ, да указуютъ будущимъ рыцарямъ пути, по которымъ они могутъ достигать неувядающей славы.

— Господинъ Донъ-Кихотъ говоритъ совершеннѣйшую правду, вмѣшался священникъ. Онъ ѣдетъ очарованнымъ въ этой клѣткѣ — не за грѣхи свои — но злыми ухищреніями тѣхъ, которыхъ оскорбляетъ всякая доблесть и гнѣваетъ всякое мужество. Вы видите, милостивый государь, передъ собою рыцаря печальнаго образа, о которомъ вы, быть можетъ, слыхали, потому что его мужественные подвиги и великія дѣла будутъ начертаны на неумирающемъ металлѣ и вѣчномъ мраморѣ, не смотря на всѣ усилія зависти и злобы скрыть дѣла его отъ свѣта.

Услышавъ подобныя рѣчи отъ человѣка заключеннаго и другаго не заключеннаго, каноникъ чуть было не перекрестился отъ изумленія, и ни онъ, ни сопровождавшія его лица не могли понять, что съ ними случилось. А между тѣмъ Санчо Пансо, услышавъ, что говорилъ священникъ, тоже подъѣхалъ къ канонику и исправилъ все дѣло сказавши ему: — «господинъ мой! похвалите-ли, побраните-ли вы меня за то, что я вамъ скажу, но только господинъ мой Донъ-Кихотъ такъ же очарованъ, какъ моя мать. Онъ какъ былъ, такъ и остается въ полномъ разсудкѣ и также ѣстъ, пьетъ, спитъ, вамъ всѣ мы грѣшные и какъ ѣлъ, пилъ и спалъ до тѣхъ поръ, пока его не посадили въ клѣтку. Какъ же, послѣ этого, сами посудите, могу я повѣрить, что господинъ мой очарованъ. Я, слава Богу, слышалъ не одинъ разъ, что очарованные не ѣдятъ, не пьютъ, не спятъ, не говорятъ, а мой господинъ, если ему не замазать рта, будетъ больше говорить, чѣмъ тридцать прокуроровъ». Кинувъ затѣмъ взглядъ на священника, онъ добавилъ: «о господинъ священникъ, господинъ священникъ! ужели вы полагаете, что я васъ не узнаю. Неужели вы думаете, что я не понимаю, къ чему клонятся всѣ эти очарованія? Нѣтъ, я узналъ и насквозь понялъ васъ, и скажу вамъ, что щедрости не ужиться съ скряжничествомъ и зависти съ добрымъ намѣреніемъ. Если бы чортъ не впуталъ ваше преподобіе въ наши дѣла, то господинъ мой былъ бы уже обвѣнчанъ теперь съ инфантою Миномивнонскою, а я былъ бы, по крайней мѣрѣ, графомъ, потому что меньшаго нельзя было ожидать отъ доброты господина печальнаго образа и великости оказанныхъ мною услугъ. Но видно нѣтъ ничего справедливѣе того, что колесо фортуны вертится, — какъ говорятъ въ нашей сторонѣ, — быстрѣе мельничнаго, и что тѣ полетятъ сегодня въ грязь, которые сидѣли вчера на самомъ верху. Пуще всего безпокоятъ меня жена и дѣти, да и какъ не безпокоиться, когда онѣ встрѣтятъ теперь своего отца такимъ же мужикомъ, какимъ онъ былъ, тогда какъ должны были встрѣтить его входящимъ въ двери своего дома губернаторомъ, или вице-королемъ какого-нибудь королевства. Все это я говорю, ваше преподобіе, въ тому, чтобы васъ взяла сколько-нибудь совѣсть за моего господина, съ которымъ вы поступаете такъ дурно, — чтобы на томъ свѣтѣ не потребовали отъ васъ отчета за клѣтку, въ которую вы заперли его, чтобы не отяготилъ онъ вашей души отвѣтственностью за потерю всѣхъ тѣхъ благодѣяній, которыхъ не будетъ оказывать онъ несчастнымъ все время, пока вы будете держать его въ клѣткѣ«.

— Какъ, воскликнулъ въ отвѣтъ на это цирюльникъ; ты тоже, значитъ, Санчо, одного поля ягода съ твоимъ господиномъ, и тебя, значитъ, нужно посадить въ клѣтку; ты тоже, какъ видно, очарованъ. Въ недобрый часъ, какъ я вижу, потолстѣлъ ты отъ обѣщаній твоего господина, вбивши себѣ въ голову этотъ островъ, котораго тебѣ какъ ушей не видать.

— Не потолстѣлъ я нисколько, отвѣтилъ Санчо, да и не такой я человѣкъ, чтобы утолстить меня, хотя бы самому королю, и хоть я бѣденъ, все таки я старый христіанинъ, и ничѣмъ не обязанъ ни одной живой душѣ. И если я ожидаю и желаю получить островъ, такъ другіе желаютъ гораздо худшихъ вещей, всякій изъ насъ сынъ своихъ дѣлъ. Я человѣкъ, какъ другіе, и могу. значитъ, сдѣлаться губернаторомъ острова, особенно находясь въ услуженіи у господина, который можетъ завоевать столько острововъ, что не будетъ знать, наконецъ, куда дѣвать ихъ. Подумайте, господинъ цирюльникъ, о томъ, что вы изволили сказать; вѣдь тутъ дѣло идетъ не о бородахъ, которыя нужно сбрить. Мы, кажись, знаемъ другъ друга; знаемъ, что не таковскій я человѣкъ, котораго можно поймать на удочку; а что касается до моего господина, то про его одинъ Господь знаетъ, какъ онъ очарованъ, и пока сору изъ избы лучше не выметать.