Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава I

Во второй части этой исторіи, повствующей о третьемъ вызд Донъ-Кихота, Сидъ Гамедъ Бененгели говоритъ, что священникъ и цирюльникъ больше мсяца избгали встрчь съ общимъ ихъ другомъ, боясь своимъ присутствіемъ пробудить въ немъ воспоминаніе о недавнихъ событіяхъ. Тмъ не мене, они часто навщали его племянницу и экономку, увщевая ихъ заботиться о хозяин дома и кормить его пищей, здоровой для желудка, и въ особенности для головы Донъ-Кихота, ставшей несомнннымъ источникомъ всхъ его бдъ. Женщины общали исполнить все это тмъ старательне, что Донъ-Кихотъ казался имъ совершенно излечившимся отъ своего помшательства. Новость эта не могла не обрадовать нашихъ друзей, поздравлявшихъ себя съ благими послдствіями хитрости, придуманной ими для возвращенія Донъ-Кихота домой, и разсказанной въ послднихъ главахъ перваго тома этой большой и истинной исторіи. Находя однако не совсмъ вроятнымъ быстрое исцленіе его, они ршились сами удостовриться въ томъ, и взаимно пообщавъ себ не затрогивать слабую струну Донъ-Кихота — рыцарства, дабы не растравить только-что зажившей раны его, отправились къ нему въ комнату, гд застали его сидящимъ на кровати, одтымъ въ зеленый, саржевый камзолъ, и въ колпк изъ красной толедской шерсти. Весь онъ такъ высохъ и похудлъ въ послднее время, что походилъ скорй на мумію, чмъ на человка. Онъ радушно принялъ гостей, и на вопросы о его здоровьи отвчалъ съ тактомъ и большимъ умомъ. Завязавшійся между ними разговоръ перешелъ мало-по-малу отъ общихъ разъ къ дламъ общественнымъ и правительственнымъ распоряженіямъ. Каждый изъ разговаривавшихъ, сдлавшись на минуту новымъ Ликургомъ или Солономъ, предлагалъ разныя мры въ измненію какого-либо постановленія; либо въ искорененію одного изъ существующихъ злоупотребленій, и друзья, разсуждая объ общественныхъ длахъ, преобразовывали ихъ на словахъ такъ хорошо, что государство казалось готово было выйти совершенно новымъ изъ ихъ рукъ. Донъ-Кихотъ судилъ обо всемъ такъ здраво, говорилъ такъ умно, что гости не сомнвались больше въ его выздоровленіи, а племянница и экономка со слезами радости благодарили Творца, возвратившаго разсудокъ ихъ покровителю. Священникъ, отказавшись однако отъ прежняго своего намренія молчать о рыцарств, ршился окончательно убдиться: истинно или призрачно выздоровленіе его друга, и уловивъ удобную минуту, началъ разсказывать послднія придворныя новости. Носятся слухи, говорилъ онъ, будто турки длаютъ большія приготовленія въ войн, намреваясь двинуть изъ Босфора огромный флотъ: неизвстно только, на какихъ берегахъ разразится эта ужасная буря. Онъ добавилъ, что весь христіанскій міръ встревоженъ этимъ извстіемъ, и что его величество озаботился, на всякій случай, обезопасить неаполитанское королевство отъ нападенія со стороны острововъ Сициліи и Мальты.

— Его величество дйствуетъ, какъ благоразумный полководецъ, отвчалъ Донъ-Кихотъ, — приводя въ оборонительное положеніе свои обширныя владнія, и не допуская захватить ихъ врасплохъ. Но если-бы онъ удостоилъ меня чести, пожелавъ узнать, на этотъ счетъ, мое мнніе, я бы присовтовалъ ему мру, о которой, безъ сомннія, онъ не помышляетъ теперь.

Не усплъ Донъ-Кихотъ докончить своихъ словъ, какъ священникъ невольно подумалъ: «да хранитъ тебя Богъ, несчастный другъ мой, возвращающійся, какъ кажется, къ прежнимъ сумазбродствамъ».

Цирюльникъ, думавшій тоже самое, спросилъ Донъ-Кихота, что это за мра такая, страшась, какъ говорилъ онъ, услышать одну изъ тхъ безсмыслицъ, которыя безъ зазрнія совсти вчастую предлагаютъ королямъ.

— Въ той мр, которую я хотлъ бы предложить, нтъ ничего безсмысленнаго; напротивъ, она осмыслена, какъ нельзя боле, возразилъ Донъ-Кихотъ.

— Быть можетъ, сказалъ цирюльникъ, но опытъ показалъ. какъ часто эти осмысленныя мры бываютъ непримнимы въ длу, или просто смшны, а порой даже противны интересамъ народа и короля.

— Согласенъ, отвчалъ Донъ-Кихотъ, но въ моемъ предложеніи нтъ ничего смшнаго и непримнимаго къ длу; оно просто и примнимо какъ нельзя боле.

— Вы медлите сообщить намъ его, сказалъ священникъ.

— Не тороплюсь, отвчалъ Донъ-Кихотъ, потому что, правду сказать, боюсь, чтобы члены государственнаго совта, услышавъ о немъ, не приписали его себ.

— Что до меня, замтилъ цирюльникъ; то клянусь предъ Богомъ и людьми, не говорить о немъ ни королю, ни Роху и ни единой живой душ, какъ это поется въ псн священника, въ которой увдомляютъ короля о вор, искусно уворовавшемъ у него сто дублоновъ и иноходца мула.

— Не слышалъ этой псни, сказалъ Донъ-Кихотъ, но врю вашей клятв, знаю васъ за прекраснаго человка.

— Еслибъ вы вовсе не знали его, замтилъ священникъ, то я готовъ былъ бы головой ручаться, что онъ будетъ, въ этомъ случа, молчатъ, какъ нмой.

— А вы, отецъ мой! какое ручательство представите мн за себя? сказалъ Донъ-Кихотъ священнику.

— Мое званіе, отвчалъ священникъ, обязывающее меня хранить довряемыя мн тайны.