Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Въ такомъ случа, скажу я вамъ, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, что еслибъ король, при звук трубъ, воззвалъ во всмъ странствующимъ рыцарямъ Испаніи, повелвая имъ собраться въ назначенный день во двору, то когда бы ихъ явилось не боле шести, и тогда, я увренъ, нашелся бы между ними такой, который положилъ бы конецъ могуществу неврныхъ. Въ самомъ дл: не знаемъ ли мы битвъ, въ которыхъ одинъ рыцарь сражался съ двухсотъ-тысячными арміями и побждалъ ихъ, точно цлая армія представляла одну голову для отсченія. Великъ Господь! Да, еслибъ жилъ теперь славный донъ-Беліанисъ, или хоть простой отпрыскъ Амадисовъ Гальскихъ, и сразясь съ ними туровъ, клянусь, я не желалъ бы очутиться на мст турка. Но потерпимъ, Богъ не покинетъ своего народа и пошлетъ ему рыцаря, быть можетъ, мене славнаго, за то столь же безстрашнаго, какъ рыцари временъ минувшихъ. Дальше я молчу, Богъ меня слышитъ.

— Пресвятая Богородице! завопила племянница. Провались я на этомъ мст, если дядя мой не намренъ сдлаться опять странствующимъ рыцаремъ.

— Да, да! сказалъ Донъ-Кихотъ. Рыцаремъ былъ я и рыцаремъ я уру. Пусть турки восходятъ или нисходятъ, какъ имъ будетъ угодно; пусть они развертываютъ все свое могущество, я говорю одно: Богъ меня слышитъ.

Въ отвтъ на это цирюльникъ попросилъ позволенія разсказать одну исторію, которая, какъ говорилъ онъ, сама напрашивалась быть разсказанною теперь.

— Сдлайте одолженіе, говорите, отвчалъ Донъ-Кихотъ. Мы готовы васъ слушать.

— Въ севильскомъ дом умалишенныхъ, началъ цирюльникъ: находился нкогда больной, посаженный туда своими родственниками. Человкъ этотъ вышелъ бакалавромъ изъ оссунскаго университета; онъ впрочемъ одинаково рехнулся бы, еслибъ вышелъ и изъ саламанскаго. Пробывъ нсколько лтъ въ больниц, бднякъ вообразилъ себя здоровымъ и написалъ очень умное письмо къ архіепископу, умоляя его сжалиться надъ несчастнымъ, — которому Богъ, въ своемъ милосердіи, возвратилъ разсудокъ, — и исторгнуть его изъ той жалкой жизни, которую влачилъ онъ въ дом умалишенныхъ. Онъ писалъ, что родные, изъ корыстныхъ видовъ, держутъ его въ больниц, намреваясь до конца жизни признавать его сумасшедшимъ. Архіепископъ, убжденный въ выздоровленіи этого человка его умными письмами, поручилъ одному капеллану справиться у директора больницы, насколько правды въ томъ, что писалъ бакалавръ, велвъ ему вмст съ тмъ распросить обо всемъ самого больнаго, и освободить его, если онъ окажется правымъ. Директоръ больницы сказалъ пріхавшему капеллану, что бакалавръ остается такимъ же полуумнымъ, какъ былъ; что порою онъ говоритъ весьма здраво, но подъ конецъ всегда возвращается къ прежнему сумазбродству. Директоръ предлагалъ своему гостю лично удостовриться въ этомъ, и они отправились вмст къ больному. Проговоривъ съ нимъ больше часу, капелланъ не замтилъ въ немъ ни одного признака помшательства; напротивъ все, что говорилъ онъ, было такъ умно и такъ кстати, что посолъ архіепископа счелъ его вполн здоровымъ. Несчастный жаловался, между прочимъ, на директора госпиталя, говоря, что онъ признаетъ его полуумнымъ, въ благодарность за подарки, получаемые отъ его родныхъ. Богатство, вотъ величайшій врагъ мой, говорилъ онъ; ради его, родные мои считаютъ меня сумасшедшимъ, сами убжденные въ томъ, что это ложь. Не смотря на то, они упорно отстаиваютъ ее, не признавая видимаго милосердія неба, воззвавшаго меня отъ жизни животной къ жизни человческой. Онъ говорилъ такъ убдительно, что самъ директоръ больницы заподозрилъ было на минуту его родственниковъ въ жестокости и алчности, а капелланъ, вполн убжденный въ исцленіи бакалавра, ршился освободить и показать его самому архіепископу, дабы и тотъ засвидтельствовалъ несомннное исцленіе его. Директоръ больницы пытался было отклонить капеллана отъ принятаго имъ ршенія, увряя его, что онъ скоро раскается въ своей поспшности; но тщетны были вс предостереженія опытнаго человка, не перестававшаго повторять, что бакалавръ остается такимъ же сумасшедшимъ, какимъ былъ. Въ отвтъ на вс доводы директора, капелланъ показалъ ему письмо архіепископа, и тогда директору осталось выдать бакалавру платье и поручить его капеллану.

Переодвшись, бакалавръ пожелалъ проститься съ нкоторыми изъ своихъ товарищей и просилъ позволенія у капеллана извстить ихъ. Капелланъ позволилъ, и съ нсколькими другими лицами отправился вслдъ за освобожденнымъ больнымъ.

Проходя возл ршетки, за которой содержался одинъ бшеный, бывшій, въ ту пору, совершенно спокойнымъ, бакалавръ сказалъ ему: «прощай, братъ! Не имешь ли ты чего поручить мн; я ухожу отсюда, по вол Всевышняго, возвратившаго мн разсудокъ, не потому, чтобы я это заслужилъ, но единственно по безпредльной благости своей. Онъ не забудетъ, мой другъ, и тебя, если ты довришься и будешь молиться ему; а пока я позабочусь прислать теб нсколько лакомыхъ кусковъ, зная, по опыту, что сумасшествіе чаще всего бываетъ слдствіемъ желудочной и головной пустоты. Крпись же, мой другъ, и не падай духомъ, потому что въ посщающихъ насъ бдствіяхъ малодушіе только усиливаетъ страданія и приближаетъ послдній нашъ часъ».