Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Онъ умлъ дйствовать, а я — писать. Мы составляемъ съ нимъ одно тло и одну нераздльную душу, на перекоръ какому-то самозванному тордегиласскому историку, который дерзнулъ или дерзнетъ писать своимъ грубымъ, дурно очиненнымъ страусовымъ перомъ похожденія моего славнаго рыцаря. Эта тяжесть не по его плечамъ, эта работа не для его тяжелаго ума, и если ты когда-нибудь встртишь его, скажи ему, пусть не тревожитъ онъ усталыхъ и уже тлющихъ костей Донъ-Кихота; пусть не ведетъ онъ его, на перекоръ самой смерти въ старую Кастилію, [32] вызывая его изъ могилы, гд онъ лежитъ вытянутымъ во весь ростъ, не имя возможности совершить уже третій выздъ. Чтобы осмять вс вызды странствующихъ рыцарей, довольно и тхъ двухъ, которые онъ совершилъ на удивленіе и удовольствіе всмъ — до кого достигла всть о немъ въ близкихъ и далекихъ краяхъ. Сдлавши это, ты исполнишь христіанскій свой долгъ, подашь благой совтъ желающему теб зла, а я — я буду счастливъ и гордъ, считая себя первымъ писателемъ, собравшимъ отъ своихъ писаній вс т плоды, которыхъ онъ ожидалъ. Единымъ моимъ желаніемъ было предать всеобщему посмянію сумазбродно лживыя рыцарскія книги, и, пораженныя на смерть истинной исторіей моего Донъ-Кихота, он тащатся уже пошатываясь и скоро падутъ и во вки не подымутся. — Прощай!

КОНЕЦЪ.