— О я грѣшникъ, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; дѣлать губернаторомъ человѣка не умѣющаго ни читать, ни писать. Быть лѣнивымъ, или человѣкомъ неграмотнымъ, значитъ быть или сыномъ родителей низкаго происхожденія, или такимъ негодяемъ, котораго никакими силами нельзя было сдѣлать сколько-нибудь порядочнымъ человѣкомъ. Неграмотность — Санчо, большой въ тебѣ недостатокъ, и я тебѣ совѣтую выучиться хоть подписывать свое имя.
— Это то я знаю, отвѣтилъ Санчо, когда я былъ деревенскимъ старостой, тогда я выучился дѣлать нѣсколько буквъ, такихъ огромныхъ, какъ знаки на тюкахъ, и мнѣ оказали, что эти буквы обозначаютъ мое имя; къ тому же, ставши губернаторомъ, я притворюсь, будто у меня отнята правая рука и заставлю другаго подписывать за себя. На свѣтѣ, ваша милость, противъ всего, кромѣ смерти, есть лекарство; а когда управленіе будетъ въ моихъ рукахъ, такъ и буду дѣлать, что захочу. У того, у кого отецъ алькадъ…….. а я не то что алькадомъ, я буду губернаторомъ, что значитъ гораздо больше; тогда милости просимъ пожаловать, съумѣемъ принять васъ, или пусть перекрестятъ и отчестятъ меня; и такіе значитъ другихъ постричь поѣхали, которыхъ самихъ обстригли; если Господь добра тебѣ желаетъ, такъ въ дому твоемъ Онъ обитаетъ; глупости богатаго считаются умными вещами на свѣтѣ, и когда я буду богатымъ, а я буду богатымъ, потому что буду губернаторомъ, и буду щедрымъ губернаторомъ, я такъ полагаю, по крайней мѣрѣ, тогда хотѣлъ бы я знать, кто чѣмъ попрекнетъ меня? Въ концѣ концовъ станьте медомъ и мухи скушаютъ васъ; ты стоишь столько, имѣешь сколько, говорила моя бабушка, и нечего бояться человѣка, у котораго есть домъ.
— Будь ты проклятъ Богомъ, Санчо, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, чтобы шестьдесятъ тысячъ чертей взяли тебя съ твоими пословицами. Вотъ уже больше часу, какъ ты нанизываешь ихъ одну на другую и съ каждой пословицей переворачиваешь во мнѣ всѣ внутренности. Вспомни мое слово, если онѣ не приведутъ тебя когда-нибудь къ висѣлицѣ, если не отыметъ у тебя твой народъ губернаторство и не подымутся на твоемъ островѣ смуты и волненія, и все это изъ-за твоихъ пословицъ. Скажи на милость, гдѣ ты ихъ находишь, какъ ты ихъ всасываешь въ себя, глупецъ? чтобы найти одну пословицу кстати, я пропотѣю столько, какъ будто копалъ заступомъ землю.
— Вы на пустяки жалуетесь, ваша милость, перебилъ Санчо. Какой чортъ можетъ попрекнуть меня за то, что я пользуюсь своимъ добромъ, когда кромѣ пословицъ никакого другаго у меня нѣтъ ни въ деньгахъ, ни въ земляхъ, все оно въ однихъ пословицахъ. Вотъ уже и теперь у меня вертятся на языкѣ четыре пословицы, и такъ онѣ приходятся кстати всѣ четыре, какъ постъ въ мартѣ мѣсяцѣ; но я промолчу: на нашемъ языкѣ Санчо называютъ человѣка годнаго для молчка.
— Только этотъ Санчо не ты, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; если ты и годенъ на что-нибудь, такъ ужь никакъ не для молчка, а развѣ для того, чтобы городить вздоръ и ставить на своемъ. Хотѣлось бы мнѣ, однако, узнать, какія это четыре пословицы такъ кстати завертѣлись у тебя на языкѣ? У меня тоже кажется не плохой языкъ, но сколько я не ищу, никакой пословицы кстати не нахожу.
— Какихъ же вамъ лучшихъ пословицъ, какъ вотъ эти, отвѣчалъ Санчо: никогда не клади пальца между чужими зубами; милости просимъ убираться и что вамъ угодно отъ моей жены? пусть ко отвѣтятъ что-нибудь на это, и если камень стукнулся о кружку или кружка о камень, тѣмъ хуже для кружки. Вотъ вамъ пословицы самыя кстати, потому что онѣ значатъ: никто не затѣвай спора съ губернаторомъ и вообще съ старшимъ, потому что онъ прижметъ тебя, какъ зубы — вложенный между ними палецъ. И что сказалъ губернаторъ, значитъ дѣло кончено, совершенно также, какъ когда говорятъ: милости просимъ убираться, и что вамъ угодно отъ моей жены? Что значитъ четвертая пословица, на счетъ кружки и камня, это разглядитъ и слѣпой. Поэтому, ваша милость, тому, кто видитъ соломинку въ чужомъ глазу, слѣдуетъ видѣть бревно въ своемъ собственномъ, чтобы не сказали о немъ, что смерть боится умереть, а вашей милости должно быть извѣстно, что дуракъ лучше знаетъ свой домъ, чѣмъ умниуъ чужой.
— Ну нѣтъ, я съ этимъ не согласенъ, отвѣтилъ ДонъКкхотъ; дуракъ ничего не знаетъ ни въ своемъ, ни въ чужомъ домѣ, потому что на глупомъ фундаментѣ не построишь ничего умнаго. Но пока довольно, Санчо. Если ты будешь дурно управлять, тѣмъ хуже для тебя и стыдно будетъ для меня. Меня утѣшаетъ, по крайней мѣрѣ, то, что я сдѣлалъ, съ своей стороны, все, что долженъ былъ, подавши тебѣ нѣсколько такихъ совѣтовъ, какихъ могъ. Я расквитался съ долгомъ и исполнилъ свое обѣщаніе. Да руководитъ же и хранитъ тебя теперь Богъ на твоемъ губернаторствѣ, и да освободитъ Онъ меня отъ остающагося во мнѣ сомнѣнія; и, правду сказать, боюсь, — какъ бы ты не перевернулъ своего острова вверхъ дномъ. Я могъ бы отвратить это, сказавши герцогу откровенно, что ты ничего больше, какъ грубый, тяжелый мѣшокъ, наполненный глупостью и пословицами.