Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

— Кромѣ того, — я не шутя это говорю, — замѣтилъ Санчо, у меня только что какъ будто раздался подъ ушами голосъ графини Трифалды. Теперь я замолчу; но съ этой минуты буду зорко смотрѣть: не замѣчу ли чего-нибудь такого, что могло бы подтвердить или разсѣять мои подозрѣнія.

— Вотъ именно, что тебѣ слѣдуетъ дѣлать, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ; и ты извѣстишь меня обо всемъ, что узнаешь и что случится на твоемъ островѣ.

Наконецъ, одѣтый въ судейское платье, съ бурой камлотовой шапкой на головѣ, покрытый сверху мантіей тоже изъ бураго камлота, отправился Санчо на островъ въ сопровожденіи цѣлой толпы.

Онъ ѣхалъ верхомъ за мулѣ, а сзади его, по распоряженію герцога, шелъ въ новой сбруѣ, покрытый шелковыми попонами, оселъ его. Отъ времени до времени Санчо оборачивался, чтобы взглянуть на своего осла, и такъ ему нравилось это общество, что онъ не промѣнялъ бы теперь своего положенія на санъ германскаго императора. Простившись передъ отъѣздомъ съ герцогомъ и герцогиней и поцѣловавъ имъ руки, Санчо отправился принять благословеніе своего господина. Со слезами на глазахъ благословилъ его Донъ-Кихотъ; Санчо же плакалъ, какъ ребенокъ, чуть не задыхаясь отъ всхлипываній.

Теперь, любезный читатель, оставь въ мирѣ добраго Санчо и пожелавъ ему удачи, потерпи немного — въ ожиданіи поправленія твоего здоровья, что случится, когда ты узнаешь, какъ губернаторствовалъ онъ на своемъ островѣ; а пока удовольствуйся разсказомъ о томъ, что случилось въ эту ночь съ Донъ-Кихотомъ. Если прочитавъ этотъ разсказъ, ты не разсмѣешься во все горло, то по крайней мѣрѣ состроишь уморительную мину, потому что приключенія Донъ-Кихота возбуждаютъ постоянно смѣхъ или удивленіе.

Говорятъ, что едва Санчо отправился на свой островъ, какъ Донъ-Кихотъ въ туже минуту почувствовалъ глубокое сожалѣніе объ отъѣздѣ его и всю тяжесть своего одиночества; такъ что если бы онъ могъ отнять у Санчо губернаторство и воротить его назадъ, онъ непремѣнно сдѣлалъ бы это.

Замѣтивъ грустное настроеніе его духа, герцогиня спросила Донъ-Кихота: о чемъ онъ груститъ? «Если васъ огорчаетъ отсутствіе Санчо», сказала она, «такъ у меня въ замкѣ найдется довольно оруженосцевъ, дуэній и молодыхъ дѣвушекъ, которыя съ радостью согласятся служить вамъ».

— Мнѣ дѣйствительно немного скучно безъ Санчо, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ, но не это главная причина грусти, которую вы читаете на моемъ лицѣ. Изъ вашихъ безчисленныхъ, предупредительныхъ предложеній, я принимаю, герцогиня, только побужденіе, за. ставившее ихъ сдѣлать, и прошу объ одномъ: позволить мнѣ одному распоряжаться и служить себѣ въ своей комнатѣ.

— Этого я ни за что не позволю, воскликнула герцогиня; я хочу, чтобы вамъ служили выбранныя мною четыре дѣвушки, прелестныя какъ розы.

— Мнѣ онѣ покажутся не розами, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ, а терніями, которые будутъ колоть мою душу. И эти дѣвушки войдутъ въ мою комнату развѣ тогда, когда я полечу, какъ птица. Если вашей свѣтлости угодно по прежнему осыпать меня вашими безцѣнными милостями, которыхъ я не заслуживаю, такъ позвольте мнѣ распоряжаться самимъ собою, какъ я знаю, безъ посторонней помощи, потому что я скорѣе лягу въ постель совсѣмъ одѣтый, чѣмъ позволю раздѣть себя кому бы то ни было.

— Довольно, довольно, господинъ Донъ-Кихотъ, замѣтила герцогиня; я прикажу, чтобы въ вашу комнату не впускали даже мухи, не только дѣвушки; я вовсе не намѣрена позволить кому бы то ни было покуситься за вашу непорочность, сіяющую, какъ я замѣтила, съ особеннымъ блескомъ между другими добродѣтелями вашими. Одѣвайтесь же и раздѣвайтесь вдали отъ нескромнаго взора, какъ и когда вамъ будетъ угодно; никто не станетъ мѣшать вамъ, и въ вашей комнатѣ вы найдете рѣшительно все, что можетъ понадобиться вамъ. Да здравствуетъ тысячу вѣковъ великая Дульцинея Тобозская, да прозвучитъ имя ея по всему пространству земли, она достойна этого, потому что ее любитъ такой мужественный и непорочный рыцарь! Да преисполнитъ небо душу губернатора нашего Санчо Пансо желаніемъ поскорѣе совершить свое искупительное бичеваніе, чтобы міръ насладился вновь лицезрѣніемъ несравненныхъ чертъ вашей чудесной дамы.

Слова эти достойны вашего величія, сказалъ Донъ-Кихотъ; съ устъ высокой дамы не можетъ — сорваться слово зависти или злобы. И Дульцинея тѣмъ болѣе прославится, тѣмъ счастливѣе будетъ, что вы похвалили ея; похвалы эти возносятся надъ похвалами самыхъ прославленныхъ ораторовъ.

— Довольно комплиментовъ, господинъ Донъ-Кихотъ, перебила герцогиня; теперь время ужинать, и герцогъ, вѣроятно, ожидаетъ насъ. Прошу васъ сопровождать меня въ столовую, а послѣ ужина вы отправитесь пораньше спать; путешествіе въ Бандаю было не такъ коротко, чтобы не утомить васъ.

— Я, по крайней мѣрѣ, не чувствую никакого утомленія, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ, и могу поклясться, что никогда въ жизни не ѣздилъ я на такомъ легкомъ животномъ, какъ Клавилень; и я не могу понять, что могло заставить Маламбруно сжечь такого чуднаго коня.