Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

— Странные право эти господа съ дѣлами, замѣтилъ Санчо. Неужели они не могутъ понять, что вовсе теперь не время говорить о дѣлахъ. Развѣ мы губернаторы, мы судьи, не такіе же люди изъ костей и тѣла? И развѣ не слѣдуетъ намъ оставить тоже сколько-нибудь времени для необходимаго отдыха, или имъ хочется, чтобы насъ дѣлали изъ мрамора? клянусь моей душой и совѣстью, если губернаторство останется въ моихъ рукахъ, — чего я не надѣюсь, судя по тому, что я вижу, — такъ я научу уму разуму этихъ господъ съ разными дѣлами. Сегодня, ужь такъ и быть, впустить этого крестьянина, но только увѣриться сначала не шпіонъ и не убійца ли онъ?

— Нѣтъ, нѣтъ, господинъ губернаторъ, или я ничего не понимаю, или крестьянинъ этотъ долженъ быть добръ, какъ добрый хлѣбъ; — онъ такой святоша на видъ, сказалъ пажъ.

— Къ тому же мы всѣ здѣсь, замѣтилъ мажордомъ; бояться значитъ нечего.

— Господинъ метръ-д'отехь, сказалъ Санчо, нельзя ли теперь, когда этотъ докторъ Педро Черствый убрался отсюда, дать мнѣ закусить, но только чего-нибудь поплотнѣе, хотя бы ломоть хлѣба съ лукомъ?

— Сегодня за ужиномъ мы постараемся вознаградить недостатокъ обѣда, отвѣтилъ метръ-д'отель, и ваша милость будете вполнѣ сыты и довольны.

— Дай Богъ! проговорилъ Санчо.

Въ эту минуту вошелъ крестьянинъ, котораго за тысячу миль можно было признать за прекраснаго человѣка и прекраснаго дурака.

— Господа, кто здѣсь губернаторъ? спросилъ онъ, входя въ залу.

— Кто же можетъ быть имъ, если не тотъ, кто сидитъ на креслѣ, отвѣтилъ секретарь.

— Ну такъ поклонъ мой ему, сказалъ крестьянинъ, и упавши на колѣни, просилъ губернатора позволить поцаловать ему руку.

Санчо не позволилъ этого, велѣвъ крестьянину встать и спросилъ, что ему нужно?

— Я, ваша милость, началъ проситель, крестьянинъ изъ деревни Мигуель Турра, находящейся въ двухъ миляхъ отъ Сіудадъ Реаля.

— Вотъ другой Тертавуера, сказалъ Санчо; говори, говори, любезный, продолжалъ онъ, я же скажу тебѣ только, что я очень хорошо знаю Мигуэль Турру, она не далеко отъ моей деревни.

— Я, ваша милость, продолжалъ крестьянинъ, по милости Божіей, обвѣнчанъ передъ лицомъ и по обряду святой римско-католической церкви; у меня два сына — оба студента, младшій — учится на бакалавра, старшій — на лиценціата. Я вдовецъ, потому что жена моя умерла, или лучше сказать ее уморилъ плохой лекарь, прослабивъ ее въ то время, когда она была тяжела; а я, ваша милость, думалъ было, если-бы Богъ далъ мнѣ сына, сдѣлать изъ него доктора, чтобы не завидовалъ онъ братьямъ своимъ лиценціанту и бакалавру.

— Выходитъ, значитъ, что если бы жена твоя не умерла, или не уморили ее, сказалъ Санчо, такъ ты не былъ бы вдовцомъ.

— Никогда не былъ бы, отвѣтилъ крестьянинъ.

— Ты однако къ дѣлу скоро идешь, замѣтилъ Санчо. Поторопись, любезный; теперь, скорѣе время спать, чѣмъ говорить о дѣлахъ.

— Такъ вотъ, ваша милость, тотъ сынъ мой, продолжалъ крестьянинъ, который учится на бакалавра, влюбился въ одну дѣвушку, на нашей же сторонѣ, Клару Параличную, дочь Андрея Параличнаго, очень богатаго крестьянина нашего; и эта фамилія ихъ Параличный происходитъ не отъ ихъ рода, не отъ ихъ земель, а потому что весь ихъ родъ былъ разбитъ параличемъ, оттого они и называются параличными; и однако, нужно правду сказать, Клара эта — словно жемчугъ восточный, такая она красавица. Если ввглянуть на нее справа, похожа она на полевой цвѣтовъ; взглянуть слѣва, слѣва она, пожалуй, не такая красивая, у нее съ этой стороны глаза недостаетъ, отъ оспы пропалъ. И хоть сама она рябая, и ямочки у нее большія и глубокія, однако всѣ влюбленные въ нее говорятъ, что это не ямочки, а овраги, въ которые сваливаются души ихъ. Она, скажу я вамъ, такая чистоплотная, что о ней говорятъ, будто собственно отъ того она и курносая, что не хочетъ марать своего лица, и носъ у нее дѣйствительно словно убѣгаетъ отъ рта. И со всѣмъ этимъ, она красота неописанная, потому что ротъ у нее большой, такой большой, что это былъ бы ротъ просто на рѣдкость, еслибъ не случилось такой бѣды, что не хватаетъ въ немъ десяти или двѣнадцати зубовъ спереди и сзади; о губахъ ужъ я не говорю онѣ такія нѣжныя и тонкія, что если-бы можно было размотать ихъ, такъ вышелъ бы цѣлый мотокъ; только по цвѣту онѣ не похожи на обыкновенныя губы, и оттого кажутся просто удивительными: — какими то синевато-зелено-лиловыми. Пусть господинъ губернаторъ проститъ мнѣ, что я тамъ подробно описываю эту дѣвушку, вѣдь въ концѣ концовъ она все же должна сдѣлаться моей дочерью, я ее очень люблю я мнѣ она кажется очень красивой.

— Описывай ее, сколько тебѣ угодно, отвѣчалъ Санчо, описаніе это чрезвычайно забавляетъ меня, и еслибъ я пообѣдалъ, такъ мнѣ не нужно было бы лучшаго десерта, какъ портретъ этой красавицы.