Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

Когда Санчо увидѣлъ, что всѣ эти красныя ноги пришли въ движеніе, — весла показались ему красными ногами, — онъ проговорилъ самъ себѣ: «вотъ гдѣ я вижу очарованіе, а вовсе не въ томъ, что разсказываетъ мой господинъ. Но за что же такъ бьютъ этихъ несчастныхъ, что сдѣлали они такого? и какъ хватаетъ смѣлости у одного человѣка бить столько народу? Клянусь Богомъ, вотъ, вотъ гдѣ истинный адъ, или по крайней мѣрѣ чистилище. Видя съ какимъ вниманіемъ Санчо смотрѣлъ на все происходившее вокругъ него, Донъ-Кихотъ поспѣшилъ сказать ему: «другъ Санчо, какъ было бы удобно тебѣ раздѣться теперь съ головы до ногъ и помѣстившись между гребцами покончить съ разочарованіемъ Дульцинеи. Среди страданій столькихъ людей ты не почувствовалъ бы твоего собственнаго! И очень можетъ быть, что мудрый Мерлинъ счелъ бы каждый ударъ, данный такой увѣсистой рукой, за десять».

Адмиралъ собрался было спросить, что это за удары и за разочарованіе Дульцинеи, но въ эту минуту вахтенный закричалъ: «фортъ Монжуихъ дѣлаетъ знакъ, что онъ открылъ на западѣ весельное судно».

«Ребята», крикнулъ въ отвѣтъ на это капитанъ, выскочивъ изъ высоты между декъ, «судно это не должно ускользнуть отъ насъ. Это, вѣроятно, какой нибудь бригантинъ алжирскихъ корсаровъ». Три другія галеры приблизились къ адмиралу, чтобы узнать, что, дѣлать имъ? Адмиралъ велѣлъ имъ выйти въ открытое море, а самъ вознамѣрился держаться берега, чтобы не дать такимъ образомъ бригантину ускользнуть изъ его рукъ. Гребцы принялись грести, и галера поплыла съ такой быстротой, какъ будто она летѣла по водѣ. Выступившія въ открытое море галеры открыли — приблизительно въ двухъ миляхъ — судно съ четырнадцатью или пятнадцатью гребцами, Завидѣвъ галеры, оно пустилось убѣгать отъ нихъ, надѣясь на свою легкость. Но капитанская галера, была къ счастію однимъ изъ самыхъ легкихъ судовъ, которые плавали когда бы то ни было по морю. Она двигалась такъ быстро, что гребцы на бригантинѣ увидѣли невозможность спастись, и арраецъ [24] приказалъ сложить весла и сдаться, чтобы не раздражить начальника испанскихъ галеръ. Но въ ту минуту, когда испанская галера подошла такъ близко къ бригантину, что на немъ услыхали приказаніе сдаться, два пьяныхъ турка, находившіеся въ числѣ другихъ четырнадцати гребцовъ, выстрѣлили изъ аркебузъ и убили двухъ испанскихъ солдатъ, спускавшихся съ палубы. Увидѣвъ это, адмиралъ поклялся не оставить въ живыхъ ни одного плѣнника, взятаго на бригантинѣ и яростно атаковалъ его, но бригантинъ успѣлъ отвернуться отъ удара, прошедши подъ веслами, и галера опередила его на нѣсколько узловъ. Видя свою погибель, на бригантинѣ подняли парусъ. Тѣмъ временемъ, какъ галера возвращалась назадъ, и потомъ подъ парусомъ и на веслахъ бригантинъ принялся снова лавировать. Но его искуство помогло ему меньше, чѣмъ повредила его смѣлость. Капитанъ настигъ бригантинъ на разстояніи полумили, опрокинувъ на него рядъ веселъ и захватилъ на немъ всѣхъ гребцовъ; въ ту же минуту подоспѣли другія галеры, и моряки возвратились съ добычею въ портъ, гдѣ ихъ ожидала огромная толпа, любопытствуя узнать съ чемъ они возвращаются. Кинувъ якорь вблизи берега, адмиралъ увидѣлъ, что его вышелъ встрѣтить самъ вице-король, и онъ приказалъ спустить на воду яликъ и поднести рею, чтобы повѣсить на ней арраеца вмѣстѣ съ другими тридцатью шестью плѣнными — все молодцами, вооруженными большею частью аркебузами.

Адмиралъ спросилъ, кто изъ нихъ арраецъ. «Вотъ кто!» сказалъ по испански одинъ плѣнный, оказавшійся испанскимъ ренегатомъ; указавъ на одного изъ самыхъ прекрасныхъ юношей, какіе когда либо существовали на свѣтѣ; на видъ ему не было и двадцати лѣтъ.

«Собака безумная!» воскликнулъ адмиралъ, «какой чортъ дернулъ тебя убивать моихъ солдатъ, когда ты видѣлъ невозможность спастись; такъ ли должно выказывать покорность адмиралу? Раавѣ не понимаешь ты, что дерзость не есть еще мужество. «Въ сомнительныхъ обстоятельствахъ человѣкъ можетъ показаться храбрымъ, но не дерзкимъ».

Арраець собирался что-то отвѣтить, но адмиралу было не до него; онъ поспѣшилъ встрѣтить вице-короля, ступившаго на галеру въ сопровожденіи своей свиты и нѣсколькихъ особъ изъ города.

— Адмиралъ, вы сдѣлали не дурную охоту — сказалъ вице-король.

— Очень хорошую, отвѣчалъ адмиралъ, и ваше превосходительство сейчасъ увидите ее повѣшенной за этой реѣ.

— Почему? спросилъ вице-король.

— Они убили у меня, вопреки всѣмъ правиламъ : и обычаямъ войны, двухъ лучшихъ, солдатъ; и я поклялся вздернутъ на висѣлицу всѣхъ, кого я захвачу на этомъ бригантинѣ, и прежде всего этого молодаго мальчика — арраеца на этомъ суднѣ. Говоря это, онъ указалъ вице-королю на молодаго юношу, ожидавшаго смерти съ связанными руками и съ веревкой на шеѣ. Вице-король взглянулъ за него и при видѣ такого красавца, такого рѣшительнаго и храбраго юноши, преисполнился глубокимъ состраданіемъ и пожелалъ спасти его.

— Кто ты, арраецъ? спросилъ его вице-король: турокъ, мавръ, ренегатъ?

— Ни турокъ, ни мавръ, ни ренегатъ, отвѣтилъ юноша.

— Кто же ты такой?

— Христіанка.