Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

— О, милостивый государь, воскликнулъ донъ-Антоніо, да проститъ вамъ Богъ наносимую вами всему міру потерю, вашимъ желаніемъ возвратить разсудокъ самому интересному безумцу, какой когда либо существовалъ за свѣтѣ. Неужели вы не видите, что польза отъ его ума никогда не вознаградитъ потери того удовольствія, которое доставляютъ всѣмъ намъ его безумства, и вся наука, все искуство господина бакалавра врядъ-ли возвратятъ вполнѣ разсудокъ такому цѣльному безумцу. Еслибъ это не было жестоко, я пожелалъ бы, чтобы Донъ-Кихотъ никогда не вылечился и не лишалъ бы насъ удовольствія, доставляемаго не только его собственными безумствами, но еще безумствомъ оруженосца его Санчо Пансо, способнаго наименьшей глупостью своей разсмѣшить саму меланхолію. Но я не скажу больше ничего, и посмотрю, правъ ли я былъ, сказавши, что господинъ Карраско ничего не выиграетъ своей побѣдой. — Бакалавръ замѣтилъ, что дѣло, во всякомъ случаѣ приняло благопріятный оборотъ и онъ расчитываетъ на счастливый исходъ, послѣ чего простившись съ донъ-Антоніо, вѣжливо предложившаго ему свои услуги, онъ приказалъ взвалить на мула свое оружіе, и верхомъ на томъ самомъ конѣ, на которомъ сражался въ послѣдній разъ съ Донъ-Кихотомъ, онъ покинулъ городъ и возвратился въ свою деревню, не встрѣтивъ въ дорогѣ ничего особеннаго, достойнаго быть описаннымъ въ этой истинной исторіи.

Донъ-Антоніо передалъ вице-королю все, что сказалъ ему Карраско, не доставивъ ему разсказомъ своимъ особеннаго удовольствія, и не мудрено: удаленіе Донъ-Кихота съ рыцарской арены лишило такого удовольствія всѣхъ, до кого достигала вѣсть о его похожденіяхъ.

Шесть дней пролежалъ Донъ-Кихотъ въ постели, грустный, скорбящій, задумчивый, въ безвыходно мрачномъ настроеніи духа, думая ежеминутно о роковомъ своемъ пораженіи. Санчо старался какъ могъ утѣшить его и между прочимъ сказалъ ему: «мужайтесь, повеселѣйте, господинъ мой; въ особенности благодарите Бога за то, что свалившись за землю, вы не сломали себѣ ни одного ребра. Гдѣ даются, тамъ, ваша милость, и отдаются удары, не вездѣ тамъ сало гдѣ есть на что повѣсить его и отправьте съ Богомъ лекаря, мы васъ вылечимъ и безъ него. Возвратимся, право, домой и полно намъ рыскать по свѣту за приключеніями, да разъѣзжать по невѣдомымъ землямъ. И если вамъ, ваша милость, наименѣе здоровится, то у меня наибольше теряется. Я потерялъ съ губернаторствомъ охоту быть губернаторомъ, не потерявши охоты сдѣлаться графомъ; но теперь вы перестали быть рыцаремъ и значитъ не быть вамъ королемъ, а мнѣ — графомъ и всѣмъ моимъ надеждамъ суждено, видно, развѣяться дымомъ.

— Молчи, Санчо, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ; развѣ ты не знаешь, что я обязанъ удалиться въ деревню только на одинъ годъ, послѣ чего я опятъ возвращусь къ своему благородному занятію и найдутся тогда королевства для меня и графства для тебя.

— Да услышитъ васъ Богъ и не услышитъ грѣхъ, отвѣтилъ Санчо; лучше, говорятъ, хорошая надежда чѣмъ плохая дѣйствительность.

Въ эту минуту въ комнату вошелъ донъ-Антоніо съ чрезвычайно радостнымъ лицомъ: «счастливыя вѣсти, счастливыя вѣсти, господинъ Донъ-Кихотъ», воскликнулъ онъ; «донъ-Грегоріо и ренегатъ вернулись въ Барселону; теперь они у вице-короля, а черезъ минуту будутъ здѣсь». Извѣстіе это какъ будто нѣсколько оживило Донъ-Кихота. «Я бы больше порадовался», сказалъ онъ, «если-бы это дѣло кончилось не такъ счастливо, потому что я самъ отправился бы тогда въ Варварійскіе края и освободилъ бы этой могучей рукой не только донъ-Грегоріо, но всѣхъ томящихся тамъ христіанскихъ плѣнниковъ. Но увы! несчастный, что я говорю? развѣ не побѣжденъ, не сброшенъ я съ коня моего на землю? не обязанъ ли я въ продолженіе года не браться за оружіе? Какими-же мечтами могу я тѣшить себя теперь, когда мнѣ слѣдуетъ взяться скорѣй за веретено, чѣмъ за мечъ.

— Полноте, воскликнулъ Санчо, да здравствуетъ курица, да здравствуетъ она съ типуномъ своимъ; сегодня тебѣ удача, завтра мнѣ. Въ этихъ боевыхъ встрѣчахъ съ шпагами въ рукахъ ни за что ручаться нельзя, такой сегодня падаетъ, который завтра подымется, если только онъ не захочетъ остаться въ постели; пусть же онъ не унываетъ сегодня и съ прежнимъ мужествомъ вступитъ въ бой завтра. Вставайте же, ваша милость, да встрѣтьте донъ-Грегоріо; слышите шумъ — должно быть онъ уже здѣсь.