Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

— Я долженъ дать себѣ три тысячи триста и столько-то ударовъ, сказалъ Санчо; я далъ себѣ уже пять, остается значитъ все остальное, будемъ считать эти пять за столько-то и столько-то, и положимъ круглымъ числомъ три тысячи триста. Если взять за каждый ударъ по квартиллѣ, [30] а меньше я ни за что не возьму, выйдетъ три тысячи триста квартиллъ, или за три тысячи ударовъ — полторы тысячи полуреаловъ, а за триста остальныхъ — полтораста полуреаловъ; если приложить эти полтораста къ прежнимъ семи стамъ пятидесяти реаламъ выйдетъ восемсотъ семдесятъ пять. Я вычту эти деньги изъ тѣхъ, что находятся у меня, и вернусь домой богатымъ и счастливынъ, хотя и отлично избитымъ и отхлестаннымъ, но не достанешь форели…. [31]

— О благословенный, милый, добрый Санчо, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, о, какъ мы будемъ обязаны тебѣ съ Дульцтнеей; всю жизнь мы должны будемъ благодарить тебя., если Дульцинея возвратитъ свой первобытный видъ, а это невозможно, чтобы она не возвратила его, ея несчастіе станетъ счастіемъ и мое пораженіе моимъ торжествомъ. Когда же, Санчо, начнешь ты бить себя? начинай скорѣй, я прибавлю сто реаловъ.

— Сегодня же ночью начну, сказалъ Санчо, постараемся только провести эту ночь въ полѣ подъ открытымъ небомъ, и тогда я немного пущу себѣ крови.

Наступила наконецъ эта, такъ страстно ожидаемая Донъ-Кихотомъ, ночь; до тѣхъ поръ ему все казалось, что колеса Аполлоновой колесницы разбились и день длится дольше обыкновеннаго, такъ всегда кажется влюбленнымъ, не умѣющимъ сводить концовъ съ концами въ своихъ желаніяхъ. Своротивъ немного съ дороги, рыцарь и оруженосецъ въѣхали въ густолиственную рощу, и, снявъ такъ сѣдло съ Россинанта и вьюкъ съ осла, расположились на зеленой травѣ и закусили провизіей изъ котомки Санчо. Устроивъ потомъ изъ узды и недоуздка своего осла прекраснѣйшую плеть, Санчо отошелъ шаговъ за двадцать отъ Донъ-Кихота подъ тѣнь четырехъ буковыхъ деревьевъ. Видя, какъ твердо и рѣшительно шествовалъ Санчо на мѣсто своего бичеванія, Донъ-Кихотъ сказалъ ему: «Смотри, мой другъ, не разорви себя въ куски, бей себя не сразу, а постепенно — ударъ за ударомъ, не спѣши, чтобы на половинѣ дороги не занялось у тебя дыханіе; другими словами, не убей себя, давши себѣ только половину ударовъ. И чтобы все дѣло не пропало даромъ изъ-за одного лишняго или недоданнаго удара, я буду считать ихъ на четкахъ. Помогай же тебѣ небо, какъ того заслуживаетъ твое благое намѣреніе.

— Хорошій плательщикъ не боится выдавать деньги, отвѣтилъ Санчо, я я думаю такъ отодрать себя, чтобы уходить себя не убивая; въ этомъ вся штука будетъ.

Въ ту же минуту онъ обнажилъ себя до поясницы и схвативъ узду принялся хлестать себя, а Донъ-Кихотъ считать удары. Не успѣлъ онъ однако дать себѣ восьми или десяти ударовъ, какъ дѣло показалось ему не совсѣмъ шуточнымъ и награжденіе не совсѣмъ выгоднымъ. Онъ остановился и сказалъ своему господину, что онъ ошибся въ счетѣ, что за такіе удары слѣдуетъ заплатить не по квартилло, а по полреала.

— Продолжай, продолжай, сказалъ Донъ-Кихотъ, я плачу вдвое.

— Ну это дѣло другое — отвѣтилъ Санчо, принимаясь опять хлестать себя; скоро однако плеть перестала опускаться на спину Санчо, онъ сталъ хлестать ею по деревьямъ, вздыхая отъ времени до времени такъ тяжело, словно душа у него вылетала изъ тѣла. Тронутый Донъ-Кихотъ, страшась, чтобы Санчо въ самомъ дѣлѣ не уходилъ себя и тѣмъ не погубилъ всего дѣла, сказалъ ему: «довольно, довольно; лекарство слишкомъ сильно, его слѣдуетъ принимать не сразу, а по частямъ, — Замору взяли не въ одинъ день. Ты далъ себѣ, если я не ошибся въ счетѣ больше двухъ тысячъ ударовъ, за сегодня довольно, нужно и мѣру знать; оселъ и тотъ чрезъ мѣру не потянетъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчалъ Санчо; не обо мнѣ скажутъ: деньги получилъ и руки отбилъ. Уйдите, ваша милость, подальше и позвольте мнѣ влѣпить себѣ еще съ тысячу ударовъ. Въ два такіе приступа мы уладимъ дѣло и тогда не о чемъ будетъ горевать вамъ.

— Богъ съ тобой, если пришла тебѣ такая охота, бей себя, я отойду, сказалъ Донъ-Кихотъ. И Санчо такъ энергически принялся за дѣло, что скоро снялъ кожу съ нѣсколькихъ деревьевъ: съ такимъ остервененіемъ разочаровывалъ онъ Дульцинею. Хвативъ наконецъ съ ужаснѣйшимъ крикомъ плетью изо всей силы по буковому дереву, онъ воскликнулъ: «здѣсьумеръ Самсонъ и пропадай я, какъ онъ».

Услышавъ этотъ ужасный ударъ, этотъ раздирающій кривъ, Донъ-Кихотъ подбѣжалъ въ Санчо и вырвавъ у него недоуздокъ, служившій ему вмѣсто бычачьяго нерва сказалъ ему: «Санчо, не допусти Богъ, чтобы ты погубилъ изъ-за меня жизнь, которой ты поддерживаешь семью твою. Пусть Дульцинея живетъ, какъ я, близкой надеждой, и подождетъ пока ты соберешься съ силами, чтобы кончить это дѣло въ общему удовольствію».

— Если вашей милости такъ угодно, извольте, я согласенъ, сказалъ Санчо; но только прикройте меня вашимъ плащемъ, потому что я страшно потѣю и не хотѣлъ бы схватить насморка, какъ это случается съ кающимися, бичующями себя въ первый разъ