Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

Донъ-Кихотъ и донъ Альваро обмѣнялись тысячью любезностей и предложеній услугъ, при чемъ знаменитый Ламанчецъ выказалъ столько такта и ума, что окончательно разубѣдилъ донъ Альваро Тарфе, начинавшаго думать, не очарованъ ли онъ въ самомъ дѣлѣ, встрѣтившись вдругъ съ двумя Донъ-Кихотами, не имѣвшими между собою ничего общаго. Вечеромъ оба они отправились въ путь и въ разстояніи полумили увидѣли двѣ расходившіяся дороги: одна вела въ деревню Донъ-Кихота, другая на родину донъ-Альваро. Во время этого короткаго переѣзда, рыцарь разсказалъ донъ-Альваро исторію своего пораженія, а также исторію очарованія Дульцинеи и средство, указанное Мерлиномъ для разочарованія ея. Все это повергло донъ-Альваро въ новое удивленіе, и онъ, дружески распростившись съ Донъ-Кихотомъ и Санчо, отправился въ одну сторону, а рыцарь и оруженосецъ отправились въ другую. Рыцарь провелъ эту ночь подъ группою нѣсколькихъ деревьевъ, чтобы дать возможность Санчо продолжать свое бичеваніе. И оруженосецъ избилъ себя и на этотъ разъ совершенно также, какъ прошлой ночью, хлестая больше по корѣ буковыхъ деревьевъ, чѣмъ по своей спинѣ, которую онъ такъ тщательно берегъ, что всѣ удары плетьми не могли бы согнать съ нее даже мухи, еслибъ она усѣлась тамъ. Обманутый Донъ-Кихотъ вѣрно сосчиталъ всѣ удары, и нашелъ, что Санчо далъ себѣ въ оба раза три тысячи двадцать девять ударовъ. Солнце должно быть вошло на этотъ разъ очень рано, чтобы взглянуть на бичующую себя жертву, но при первыхъ лучахъ его господинъ и слуга пустились въ путъ, радуясь тому, что имъ удалось разсѣять заблужденіе донъ-Альваро, и получить отъ него извѣстное намъ, какъ нельзя болѣе форменное, свидѣтельство въ этомъ.

Этотъ день и эту ночь они провели въ дорогѣ, и съ ними не случилось ничего особеннаго, если не считать того, что Санчо докончилъ ночью свое бичеваніе; и это преисполнило Донъ-Кихота такой безумной радостью, что онъ ожидалъ только дня, чтобы увидѣть, не встрѣтитъ ли онъ гдѣ-нибудь на дорогѣ разочарованной дамы своей Дульцинеи. Полный непоколебимой вѣры въ слова Мерлина, онъ думалъ встрѣтить въ каждой попадавшейся ему за дорогѣ женщинѣ, Дульцинею Тобозскую. Въ этой пріятной надеждѣ оруженосецъ и рыцарь вошли на вершину одного холма, съ котораго они увидѣли свою деревню. При видѣ ея, Санчо упалъ на колѣни и воскликнулъ: «Желанная родина! открой глаза и взгляни за возвращающагося подъ кровъ твой сына твоего Санчо Пансо, вернувшагося если не разбогатѣвшимъ, то по крайней мѣрѣ избитымъ. Открой твои объятія и прими приходящаго къ тебѣ сына твоего Донъ-Кихота, побѣжденнаго другимъ, но побѣдившимъ самого себя, а это, говорятъ, величайшая побѣда, какую можетъ одержать человѣкъ. Но я возвращаюсь съ деньгами, и если избили меня, за то научили и крѣпко сидѣть на моемъ мѣстѣ«.

— Полно вздоръ молоть, сказалъ Донъ-Кихотъ, замолчи и приготовился войти твердымъ шагомъ въ нашу деревню. Тамъ мы дадимъ волю воображенію, устраивая нашъ пасторальный бытъ. Съ послѣднимъ словомъ они сошли съ холма и направились къ своей деревнѣ.

Глава LVXXIII

Сидъ-Гамедъ говоритъ, что входя въ деревню, Донъ-Кихотъ замѣтилъ возлѣ того мѣста, гдѣ молотили хлѣбъ, двухъ спорившихъ мальчугановъ.

— Хоть ты тутъ что дѣлай, Периквилло, говорилъ одинъ другому, не видать тебѣ ее никогда, никогда.

Услышавъ это, Донъ-Кихотъ сказалъ Санчо: «другъ мой, Санчо, слышишь ли, что говоритъ этотъ мальчикъ: не видать тебѣ ее никогда, никогда».

— А намъ что за дѣло до этого? сказалъ Санчо.

— Примѣняя эти слова въ моему положенію, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, выходитъ, что не видать уже мнѣ Дулыцшеи.

Санчо собирался что-то отвѣтить, но ему помѣшалъ заяцъ, убѣгавшій чрезъ поле отъ преслѣдовавшей его стаи гончихъ. Испуганное животное прибѣжало укрыться между ногъ осла. Санчо взялъ зайца за руки и подалъ его Донъ-Кихоту, не перестававшему повторять: «malum signum, malum signum. Заяцъ бѣжитъ, гончіе преслѣдуютъ его, дѣло ясно, не видать ужъ мнѣ Дульцинеи».

— Странный вы, право, человѣкъ, отвѣчалъ Санчо, ну предположите, что заяцъ этотъ Дульцинея Тобозская, а гончіе — злые волшебники, превратившіе ее въ крестьянку; она бѣжитъ, я ее ловлю, передаю вашей милости; вы держите, ласкаете ее въ вашихъ рукахъ, что-жъ тутъ худаго, что за дурной это гнѣвъ?

Въ эту минуту спорившіе мальчуганы подошли къ рыцарю и оруженосцу, и Санчо спросилъ ихъ, изъ-за чего они спорятъ? сказалось, что мальчуганъ, сказавшій — ты не увидишь ее никогда, взялъ у другаго клѣтку, и не хотѣлъ отдавать ее. Санчо досталъ изъ кармана мелкую монету, подалъ ее мальчику за клѣтку, и передавая клѣтку Донъ-Кихоту, сказалъ ему: «ну вотъ вамъ и всѣ ваши дурные знаки уничтожены, и какъ я ни глупъ, а все же скажу, что теперь намъ столько же дѣло до нихъ, какъ до прошлогоднихъ тучь. Слыхалъ я, кажись, отъ священника нашей деревни, что истинный христіанинъ не долженъ обращать вниманія на такія глупости, да и ваша милость, кажется, говорили мнѣ это недавно, и увѣряли, что только глупцы вѣрятъ въ хорошіе и дурные знаки. Забудемъ же объ этомъ и пойдемъ въ деревню».