Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

— Право, ваша милость, мы сто имъ другъ друга, отвѣчалъ ему другой регидоръ; и священникъ пріятно поетъ, да и хоръ не дурно. Съ тѣмъ они и возвратились домой совсѣмъ охрипшіе, усталые и скучные; и разсказали они послѣ того другъ про дружку всѣмъ своимъ сосѣдямъ, друзьямъ и знакомымъ, какъ это удивительно каждый изъ нихъ реветъ по ослиному. Дошла эта молва и до сосѣднихъ деревень. И такъ-какъ чортъ заводитъ вездѣ, гдѣ можетъ, споры и дрязги, то и настроилъ онъ народъ сосѣдней деревни на то, что какъ только завидитъ онъ кого-нибудь изъ нашихъ, такъ и зареветъ сейчасъ по ослиному — и стала сосѣдняя деревня какъ будто насмѣхаться надъ нашею за то, что наши регидоры такъ славно ревутъ. Въ дѣло это, что хуже всего, вмѣшались деревенскіе мальчуганы, и теперь дошло до того, что на людей того села, въ которомъ приключилось это происшествіе съ осломъ, указываютъ пальцами вездѣ, словно на чернаго между бѣлыми. Много уже разъ народъ изъ нашего села, надъ которымъ смѣются, — я самъ, ваша милость, изъ этого села, — выходилъ съ полнымъ оружіемъ на битву съ насмѣшниками, такъ что ничто не могло унять ихъ, ни стыдъ, ни страхъ, ни король, ни суды. И завтра люди нашего села должны будутъ выйти на битву съ другимъ селомъ, которое находится отъ насъ миляхъ въ двухъ, и пуще всѣхъ другихъ надоѣдаетъ намъ. Вотъ для своихъ то земляковъ, ваша милость, на завтра, я и везу всѣ эти пики и алебарды; и вотъ вамъ чудеса, которыя я собирался разсказать; если онѣ вамъ не показались чудесами, такъ другихъ у меня, право, нѣтъ. Этими словами добрый человѣкъ закончилъ разсказъ свой, и почти въ ту же минуту у воротъ корчмы показался какой-то господинъ, покрытый замшей съ головы до ногъ. Все было замшевое на немъ: чулки, брюки, куртка.

— Хозяинъ, громко сказалъ онъ, есть мѣсто? Со мною моя ворожея обезьяна, и если угодно, могу сейчасъ представить вамъ освобожденіе Мелизандры.

— Добро пожаловать, воскликнулъ хозяинъ; мы, значитъ, весело проведемъ сегодня вечеръ, когда пожаловалъ къ намъ господинъ Петръ. Кстати, я забылъ сказать, что этотъ господинъ Петръ косилъ лѣвымъ глазомъ и что цѣлая половина лица его, пораженная какою то болѣзнію, была покрыта зеленымъ пластыремъ.

— Добро пожаловать, продолжалъ хозяинъ; но гдѣ же твой театръ и обезьяна?

— Сейчасъ будутъ, отвѣчалъ Петръ; я опередилъ ихъ, чтобы узнать найдется ли мѣсто для нихъ?

— Для тебя, другъ мой, я бы отобралъ мѣсто у самого герцога Альбы, сказалъ хозяинъ, скорѣй подавай-ка сюда твой театръ; кстати у насъ теперь гости, они заплатятъ тебѣ хорошо и за представленіе и за штуки твоей обезьяны.

— Тѣмъ лучше, сказалъ Петръ; для дорогихъ гостей я пожалуй и цѣну сбавлю: мнѣ бы только вознаградить издержки, за большимъ я не гонюсь. Пойду, однако, потороплю своихъ; съ послѣднимъ словомъ онъ покинулъ корчму.

Донъ-Кихотъ сейчасъ же разспросилъ хозяина, что это за господинъ Петръ, что это за театръ и что за обезьяна?

— Это знаменитый хозяинъ театра маріонетокъ, отвѣчалъ хозяинъ, старый знакомый этихъ мѣстъ арагонскаго Ламанча, по которымъ онъ давно разъѣзжаетъ, показывая освобожденіе Мелисандры знаменитымъ донъ-Гаиферосомъ; любопытнѣйшее, я вамъ скажу, представленіе, такая прекрасная исторія, какихъ никогда не приводилось видѣть на нашей сторонѣ. Кромѣ того Петръ возитъ съ собою такую удивительную обезьяну, что вѣрить нельзя. Если вы ее спросите о чемъ-нибудь, она внимательно выслушаетъ васъ, потомъ вскочитъ на плечо своего хозяина, нагнется въ его уху и отвѣчаетъ ему на ухо на вашъ вопросъ, а хозяинъ слушаетъ и повторяетъ за ней. Она лучше угадываетъ прошедшее, чѣмъ будущее, случается правда, что и совретъ, но почти всегда говоритъ правду, точно чортъ въ ней сидитъ. Плата ей два реала за отвѣтъ, если она…. то есть хозяинъ за нее отвѣтитъ то, что она скажетъ ему на ухо. Говорятъ, что онъ накопилъ себѣ, благодаря своей обезьянѣ, порядочную деньгу. Петръ этотъ, я вамъ доложу, человѣкъ, какъ говорится въ Италіи — молодецъ, лихой товарищъ, и изъ всѣхъ людей на свѣтѣ живетъ себѣ кажется въ наибольшее удовольствіе. Говоритъ онъ за шестерыхъ, пьетъ за двѣнадцатерыхъ и все это на счетъ своего языка, обезьяны и театра.

Тутъ подоспѣлъ и самъ Петръ съ повозкой, на которой помѣщались его обезьяны и театръ. Знаменитая обезьяна его была большая, безхвостая, покрытая шерстью, похожей на войлокъ, но съ довольно добродушной физіономіей. Не успѣлъ увидѣть ее Донъ-Кихотъ, какъ уже спросилъ: «скажи мнѣ ворожея, обезьяна, что станется съ нами и чѣмъ мы занимаемся? вотъ мои два реала за отвѣтъ». Онъ велѣлъ Санчо передать ихъ Петру.

Вмѣсто обезьяны отвѣтилъ Петръ: «благородный господинъ! обезьяна моя не предсказываетъ будущаго, но изъ прошлаго и настоящаго кое что знаетъ».

— Чортъ меня возьми, воскликнулъ Санчо, тоже дурака нашли, стану платить я за то, чтобы мнѣ разсказали, что было со мной, да кто это знаетъ лучше меня самого; ни одного обола не дамъ я за это. Вотъ что касается настоящаго, это дѣло другое; на тебѣ обезьяна два реала, скажи мнѣ: что подѣлываетъ теперь супруга моя — Тереза Пансо?