Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

— Теперь, сказалъ онъ, желалъ бы я увидѣть передъ собою всѣхъ этихъ невѣрующихъ въ странствующихъ рыцарей, всѣхъ, — непризнающихъ благодѣяній, оказываемыхъ рыцарями міру. Спросилъ бы я ихъ: что сталось бы съ Мелизандрой и донъ-Гаиферосомъ, еслибъ я не былъ здѣсь? Безъ сомнѣнія ихъ часъ пробилъ бы; эти собаки мавры поймали бы прекрасныхъ любовниковъ и дали бы имъ знать себя. Да здравствуетъ же странствующее рыцарство, возносясь надъ всѣмъ въ мірѣ!

— Пусть оно здравствуетъ, жалобнымъ голосомъ отозвался Петръ; пусть оно здравствуетъ, а я околѣю; въ такомъ несчастномъ положеніи очутился я, что, какъ донъ-Родригезъ, могу сказать теперь:

Вчера я былъ король Испаніи,
Сегодня жь ни одной бойницы
Нѣтъ у меня….

Не болѣе получаса, не менѣе пяти минутъ тому назадъ я считалъ себя царемъ изъ царей съ моими конюшнями, полными безчисленнаго множества лошадей, съ сундуками, переполненными пышными уборами; и вотъ теперь я нищій, раззоренный, убитый духомъ, и что хуже всего безъ моей обезьяны, потому что прежде чѣмъ я поймаю ее, мнѣ придется пропотѣть до зубовъ. И все это, благодаря безумной ярости господина, котораго называютъ защитникомъ неимущихъ, бичемъ зла и приписываютъ ему иныя добрыя дѣла. Только для меня, видно, не достало у него великодушія. Да будетъ прославлено небо до высочайшихъ Сферъ его, увы! это рыцарь печальнаго образа обезобразилъ мои образы.

Слова эти разжалобили Санчо. «Не плачь, Петръ», сказалъ онъ ему, «не вручиться, ты просто сердце надрываешь мнѣ; господинъ мой Донъ-Кихотъ, повѣрь мнѣ, такой славный христіанинъ и католикъ, что если только сдѣлалъ онъ тебѣ какой-нибудь вредъ, такъ вознаградитъ тебя за все вдвое».

— Пусть господинъ Донъ-Кихотъ заплатитъ хоть за половину изувѣченныхъ имъ фигуръ, отвѣчалъ Петръ, и я успокоюсь вмѣстѣ съ совѣстью господина рыцаря, потому что нѣтъ спасенія для того, это удерживаетъ чужое добро и не хочетъ возвратить владѣльцу его собственности.

— Совершенная правда, сказалъ Донъ-Кихотъ, но только не знаю, что удержалъ я изъ твоего добра.

— Какъ не знаете? воскликнулъ Петръ, а эти бренные остатки, эти развалины, лежащія на безплодной, каменистой почвѣ, обращенныя въ ничто вашей непобѣдимой рукой? Кому принадлежали тѣла ихъ, если не мнѣ? чѣмъ поддерживалъ я свое существованіе, если не ими?

— Да! отвѣчалъ Донъ-Кихотъ; теперь я окончательно убѣжденъ въ томъ, о чемъ думалъ не разъ; теперь я вижу совершенно ясно, что преслѣдующіе меня волшебники показываютъ мнѣ сначала вещи въ ихъ настоящемъ видѣ, а потомъ придаютъ имъ такой видъ, какой хотятъ. Господа, увѣряю васъ, продолжалъ онъ, обращаясь къ публикѣ, что все представлявшееся здѣсь показалось мнѣ происходящимъ въ дѣйствительности. Мелизандра, донъ-Гаиферосъ, король Марсиліо и императоръ Карлъ Великій показались мнѣ живыми лицами Карла, Марсиліо, донъ-Гаифероса и Мелизандры. Вотъ почему я пришелъ въ такое страшное негодованіе, и, исполняя долгъ странствующаго рыцаря, поспѣшилъ подать помощь бѣглецамъ. Подъ вліяніемъ этого благороднаго намѣренія сдѣлалъ я то, что вы видѣли. И если дѣло вышло на выворотъ, виноватъ не я, а враги мои волшебники. Но хотя все это произошло, повторяю, не по моей винѣ, я, тѣмъ не менѣе, готовъ изъ своего кармана вознаградить Петра за понесенные имъ убытки. Пусть онъ сосчитаетъ, что слѣдуетъ ему заплатить за изувѣченныя его фигуры, и я заплачу ему за все ходячей кастильской монетой.

— Я ожидалъ не меньшаго, отвѣчалъ Петръ съ глубокимъ поклономъ, отъ неслыханнаго христіанскаго милосердія знаменитаго Донъ-Кихота Ламанчскаго, истиннаго защитника и покровителя всѣхъ нуждающихся бродягъ. Пусть хозяинъ этого дома и многославный Санчо примутъ на себя обязанность оцѣнщиковъ и посредниковъ между мною и вашею милостью. Они рѣшатъ, что могутъ стоить мои изрубленныя фигуры.

Хозяинъ и Санчо охотно согласились на это. Въ ту же минуту Петръ подобралъ съ полу обезглавленнаго короля Марсиліо, и показывая его публикѣ сказалъ: «господа! короля этого, какъ вы видите, починить невозможно. За убіеніе, смерть и лишеніе его жизни слѣдовало бы, мнѣ кажется, заплатить четыре съ половиною реала».

— Изволь, сказалъ Донъ-Кихотъ, что дальше?

— За разрубленнаго пополамъ, сверху до низу, императора Карла Великаго, продолжалъ Петръ, подымая съ полу обѣ половины императора, не дорого было бы, я полагаю, спросить пять съ четвертью реаловъ

— Ну, пожалуй, и не дешево, замѣтилъ Санчо.

— Не дорого и не дешево, вмѣшался хозяинъ, положимъ однако для ровнаго счета пять реаловъ.

— Дать ему пять съ четвертью, сказалъ Донъ-Кихотъ. Здѣсь дѣло не въ вещи, а въ сдѣланной Петру непріятности; непріятностей же нельзя оцѣнивать четвертями реаловъ. Только поспѣшите, пожалуйста, потому что время ужинать, а я проголодался.

— За прекрасную Мелизандру безъ носа и глазъ я прошу безъ торга два реала двѣнадцать мараведисовъ, продолжалъ Петръ.