Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

У дверей залы рыцаря встрѣтили герцогъ и герцогиня вмѣстѣ съ какой-то важной и строгой духовной особой изъ тѣхъ, которые управляютъ замками знатныхъ богачей; изъ тѣхъ, которые, происходя не изъ знати, не могутъ, конечно, учить знать, какъ ей держать себя съ достоинствомъ, соотвѣтственнымъ ея званію; изъ тѣхъ, которые величіе великихъ измѣряютъ своимъ маленькимъ умомъ; изъ тѣхъ, наконецъ, которые, властвуя надъ умами знатныхъ и богатыхъ людей и желая научить ихъ быть щедрыми, дѣлаютъ изъ нихъ тщеславныхъ скрягъ. Къ этому-то разряду людей принадлежала духовная особа, вышедшая вмѣстѣ съ хозяевами замка встрѣтить Донъ-Кихота. Гость и хозяева обмѣнялись тысячью взаимныхъ любезностей, послѣ чего Донъ-Кихоту предложили занять почетное мѣсто на верхнемъ концѣ стола; рыцарь долго не соглашался на это, но принужденъ былъ уступить, наконецъ, настойчивымъ убѣжденіяхъ хозяевъ. Духовная особа помѣстилась противъ рыцаря, а герцогъ и герцогиня по сторонамъ его. Санчо глазамъ не вѣрилъ, видя съ какимъ почетомъ принимаютъ его господина герцогъ и герцогиня, и когда начались церемоніи упрашиванія Донъ-Кихота занять за столомъ почетное мѣсто, онъ не выдержалъ и сказалъ: «если ваша свѣтлость позволите мнѣ открыть ротъ, я разскажу вамъ одну случившуюся въ нашей деревнѣ исторію, по поводу мѣстъ за столомъ».

Не успѣлъ Санчо заговорить, вамъ Донъ-Кихотъ затрясся всѣмъ тѣломъ, увѣренный, что оруженосецъ его окажетъ какую нибудь пошлость. Санчо понялъ его и поспѣшилъ отвѣтить: «не бойтесь, ваша милость, я не забудусь и не скажу ничего, что не было бы теперь какъ разъ въ пору. Я не позабылъ вашихъ недавнихъ совѣтовъ на счетъ того, что и когда слѣдуетъ говорить.

— Ничего я этого не помню, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ; говори, что хочешь, но только, ради Бога, скорѣй.

— Я скажу сущую правду, сказалъ Санчо, и господинъ мой, Донъ-Кихотъ, не допуститъ меня солгать.

— Мнѣ что за дѣло? сказалъ Донъ-Кихотъ; лги сколько тебѣ угодно, но только подумай о томъ, что ты намѣренъ сказать.

— Я ужъ столько думалъ и передумалъ объ этомъ, отвѣчалъ Санчо, что могу смѣло сказать теперь, что тотъ, кто намѣренъ зазвонить въ колоколъ, находится за хорошимъ укрытіемъ, какъ это вы сейчасъ увидите.

— Вы хорошо бы сдѣлали ваша свѣтлость, сказалъ Донъ-Кихотъ хозяевамъ, еслибъ прогнали этого неуча; онъ наговоритъ сейчасъ тысячу глупостей.

— Клянусь жизнью герцога, возразила герцогиня, Санчо не отойдетъ отъ меня ни на шагъ. Онъ мнѣ очень нравится, потому что онъ очень уменъ.

— И да будетъ умна вся жизнь вашей свѣтлости, воскликнулъ Санчо, за хорошее мнѣніе обо мнѣ, хотя я и не достоинъ его. Но вотъ исторія, которую я собирался разсказать. Случилось какъ-то, что одинъ почтенный и богатый гидальго, изъ одного села со мной, происходившій отъ Аломоза Медина дель Кампо, женатаго на доннѣ Менціи Канонесъ, дочери Алонзо Миранона, рыцаря ордена святаго Іакова, утонувшаго возлѣ Геррадурскаго острова, и изъ-за котораго нѣсколько лѣтъ тому назадъ поднялась такая страшная ссора въ деревнѣ, гдѣ, если я не ошибаюсь, живетъ господинъ мой Донъ-Кихотъ, и гдѣ раненъ былъ Томазилло, сынъ маршала Бальбостро… что, не правда ли все это? господинъ мой, сказалъ Санчо, обращаясь къ Донъ-Кихоту. Подтвердите это, повалявшись вашей жизнью, чтобы ихъ свѣтлости не приняли меня за лгуна и пустомелю.

— До сихъ поръ я вижу въ тебѣ большаго пустомелю, чѣмъ лгуна, отозвалась духовная особа, что будетъ дальше, не знаю.

— Ты призвалъ столькихъ людей въ свидѣтели, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ своему оруженосцу, и столько назвалъ ты именъ, что поневолѣ нужно вѣрить тебѣ. Но продолжай и только сократи свою исторію, потому что, судя по началу, ты не кончишь ее и въ два дня.

— Нѣтъ, нѣтъ, пожалуйста безъ совращеній, воскликнула герцогиня; разсказывай Санчо, какъ знаешь, говори хоть шесть дней; эти шесть дней я буду считать лучшими въ моей жизни.

— Такъ вотъ, господа мои, продолжалъ Санчо, этотъ славный гидальго, котораго я знаю какъ свои пять пальцевъ, потому что отъ моего дома до его дома не дальше пистолетнаго выстрѣла, пригласилъ въ себѣ какъ то на обѣдъ одного бѣднаго, но честнаго крестьянина.

— Любезный! право ты собираешься не кончить своей исторіи и въ будущей жизни, воскликнула духовная особа.

— Не безпокойтесь, я кончу ее и на половинѣ нынѣшней, если Богу будетъ угодно, отвѣчалъ Санчо. Такъ вотъ этотъ самый крестьянинъ, продолжалъ онъ, о которомъ я вамъ сказалъ, пришелъ въ тому самому гидальго, который его пригласилъ, да упокоитъ Господь его душу, потому что онъ умеръ ужъ и, какъ говорятъ, смертью ангельской, но я не былъ при кончинѣ его, потому что находился тогда на жатвѣ въ Темблекѣ.

— Ради Бога, любезный, воскликнула опять духовная особа, вернись скорѣе изъ Темблека и не хорони твоего гидальго, если не хочешь похоронить вмѣстѣ съ нимъ насъ всѣхъ.