Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

— Когда они готовы были уже сѣсть за столъ, продолжалъ Санчо, право, мнѣ кажется, будто я ихъ вижу еще передъ собою, даже лучше, чѣмъ прежде… Герцога и герцогиню чрезвычайно смѣшьило нетерпѣніе и неудовольствіе, обнаруживаемое духовной особой каждый разъ, когда Санчо прерывалъ свой разсказъ не идущими къ дѣлу вставками и ссылками, между тѣмъ какъ Донъ-Кихотъ весь горѣлъ отъ дурно скрываемой злобы и досады. — Да, такъ обоимъ, продолжалъ Санчо, слѣдовало сѣсть за столъ, но только крестьянинъ упрямился и упрашивалъ гидальго сѣсть на первомъ мѣстѣ, а гидальго хотѣлъ, чтобы на этомъ мѣстѣ сѣлъ крестьянинъ, потому что гидальго у себя дома, говорилъ онъ, можетъ распоряжаться, какъ ему угодно. Но крестьянинъ, считавшій себя вѣжливымъ и хорошо воспитаннымъ, ни за что не соглашался уступить до тѣхъ поръ, пока гидальго не взялъ его, наконецъ, за плечи и не посадилъ насильно за первое мѣсто. «Садись, мужланъ», сказалъ онъ ему, «и знай, что гдѣ бы я ни сѣлъ съ тобой, я вездѣ и всегда буду сидѣть на первомъ мѣстѣ. Вотъ моя исторія; кажись, она пришлась кстати теперь».

Донъ-Кихотъ покраснѣлъ, поблѣднѣлъ, принялъ всевозможные цвѣта, которые при его смуглости разрисовывали лицо его, какъ яшму. Герцогъ же и герцогиня, понявшіе злой намекъ Санчо, удержались отъ смѣху, чтобы окончательно не разсердить Донъ-Кихота. Желая какъ-нибудь замять разговоръ и не дать новаго повода Санчо сказать какую-нибудь глупость, герцогиня спросила рыцаря, какія извѣстія имѣетъ онъ отъ Дульцинеи и послалъ ли онъ ей въ послѣднее время въ подарокъ какого-нибудь великана или волшебника?

— Герцогиня, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, хотя несчастія мои имѣли начало, онѣ тѣмъ не менѣе не будутъ имѣть конца. Я побѣждалъ великановъ, посылалъ моей дамѣ волшебниковъ и измѣнниковъ, но какъ и гдѣ имъ найти ее, когда она очарована теперь и обращена въ отвратительнѣйшую мужичку, какую только можно представить себѣ.

— Ничего не понимаю, вмѣшался Санчо; мнѣ госпожа Дульцінея показалась восхитительнѣйшимъ созданіемъ въ мірѣ, по крайней мѣрѣ по легкости, съ какою она прыгаетъ; въ этомъ она не уступитъ любому канатному плясуну. Клянусь Богомъ, ваша свѣтлость, она какъ вотъ вспрыгиваетъ съ земли на коня.

— А ты, Санчо, видѣлъ ее очарованной? спросилъ герцогъ.

— Кому же и видѣть было, какъ не мнѣ? отвѣчалъ Санчо; да! кто распустилъ всю эту исторію объ ея очарованіи, если не я. Клянусь Богомъ, она такъ же очарована, какъ мой оселъ.

Духовная особа, услышавъ о великанахъ, волшебникахъ, очарованіяхъ, не сомнѣвалась болѣе, что гость герцога никто иной, какъ Донъ-Кихотъ Ламанчскій, похожденія котораго герцогъ читалъ съ такимъ удовольствіемъ, за что не разъ упрекала его эта самая духовная особа, говоря, что безумно читать разсказы о безумствахъ. Убѣдившись окончательно, что передъ нею находится знаменитый рыцарь, духовная особа не выдержала и гнѣвно сказала герцогу: «ваша свѣтлость, милостивый господинъ мой! вамъ прійдется отдать отчетъ Богу въ томъ, что дѣлаетъ этотъ несчастный господинъ. Этотъ Донъ-Кихотъ, или донъ-глупецъ, или какъ бы онъ не назывался, я полагаю, вовсе не такой безумецъ, какимъ угодно дѣлать его вашей свѣтлости, доставляя ему поводъ городить всевозможную чушь, которой набита его голова». Съ послѣднимъ словомъ, обратясь въ Донъ-Кихоту, онъ сказалъ ему: «а вы голова на выворотъ, кто вбилъ вамъ въ нее такую сумазбродную мысль, будто вы побѣждаете великановъ и берете въ плѣнъ волшебниковъ? Полноте народъ смѣшить, поѣзжайте домой, воспитывайте дѣтей, если вы имѣете ихъ, занимайтесь хозяйствомъ и перестаньте бродяжничать по свѣту на смѣхъ курамъ и на потѣху всѣмъ знающимъ и незнающимъ васъ. Гдѣ вы нашли въ наше время странствующихъ рыцарей? Гдѣ нашли вы въ Испаніи великановъ и въ Ламанчѣ волшебниковъ? Гдѣ понаходили вы очарованныхъ Дульциней и всю эту гиль, которую разсказываютъ про васъ».

Молча и внимательно выслушалъ Донъ-Кихотъ все, что говорила ему духовная особа, безъ всякаго уваженія въ сіятельнымъ хозяевамъ, и когда она изволила замолчать, рыцарь поднялся съ своего мѣста и съ негодованіемъ воскликнулъ……. но отвѣтъ его заслуживаетъ быть переданнымъ въ особой главѣ.

Глава XXXII