Читаем Done. Как достичь цели любой ценой полностью

Мы заходим внутрь, и нам говорят, что они откроются только в одиннадцать утра. А сейчас они провожают тех, кто останавливался на ночь. На часах девять. Мы доходим еще до одного альберге. Там нам говорят, что они открываются в полдень. Понимая, что все равно придется ждать, мы решаем найти, где можно посидеть…

Найдя какую-то хиленькую скамейку у дороги, я сажусь, а мама ложится на траву, что позади. Мы все еще мерзнем, хотя солнце поднялось уже высоко, но греет очень слабо. Мне хочется спать. Сама не замечаю, как я проваливаюсь в сон. Проснувшись через какое-то время, смотрю на часы. Время пол-одиннадцатого. Стало немного теплее. Подхожу к маме, она все еще спит, поэтому я просто сажусь рядом на траву и жду. Где-то без десяти одиннадцать она просыпается от моего голоса, и я предлагаю идти к входу в альберге.

Нас поселили в небольшую комнату, где четыре двухъярусных кровати и ванная комната, в которой две душевые со шторками и два туалета. Пока что мы в комнате одни, позже к нам подселят трех женщин, одного мужчину и, может, кого-то еще, кого я не видела, так как рано легла спать.

Усилием воли я заставляю себя пойти в душ. После этого ложусь в кровать и засыпаю. Проснувшись около четырех дня, я замечаю, что мама уже не спит и в комнате ее нет. Нахожу ее загорающей на улице на стульчике и сажусь рядом.

– Ближайший магазин в следующем городе в пяти километрах от нас – говорю я ей с небольшой горечью в голосе.

Она смотрит на меня, и я понимаю, что она тоже никуда не готова сейчас идти. Ноги болят безумно. А мысль о завтрашнем дне меня пугает. Мы решаем отдохнуть оставшийся день и пережить без еды до завтра.

Стало намного теплее, чем утром, даже хочется позагорать. Поэтому я остаюсь рядом с мамой сидеть на солнышке.

В мои мысли врывается он…

Он это очень дорогой мне человек, являющийся пока что моим мужем. По стечению обстоятельств он решил расстаться со мной. С дня нашего расставания прошло уже почти полгода, а я до сих пор очень часто ловлю себя на мыслях о нем. Я надеялась, что пусть Сантьяго поможет мне отпустить его. Причиной отказаться на 10 дней от социальных сетей тоже стал он. Я хотела знать будет ли он переживать. В те дни, во мне была надежда, я верила в наше лучшее будущее, поэтому и взяла эту фотографию с собой.



Я отказалась от ВК, но я заходила в Инстаграм и выставляла истории. Он не смотрел мои истории, поэтому я делала это для себя, чтобы было, что потом вспомнить.

Я нашла приложение для пилигримов, где показывается весь путь, каждый город (есть ли магазины, вода, ночлег, кафе), расстояние между городами и подъемы, если они есть. В каждом городе ты можешь посмотреть все имеющиеся альберги: их стоимость и что там есть – кухня, стирка, сушка, вай-фай и т. д. Очень полезное приложение, должна сказать.

Около семи часов вечера я снова легла спать. Мы проснулись в шесть утра. Встать было не сложно, но непривычно. Сегодня уже тридцатое июля. По плану сегодня нужно было пройти чуть больше 35 км и мы должны были их пройти! Ведь если сдвинуть план, то опоздаем на обратный самолет. В ногах легче не стало, они так же безумно болели.

В 6.30 открывали входную дверь, которую на ночь запирали. Мы решили позавтракать здесь, зная, что завтрак будет стоить по три евро. Официант, он же владелец, приносит нам кофе с двумя кексами.

Выходим на улице. Еще только светает и довольно холодно. Посреди небольшого городка, где всего-то пару улиц и нет магазина, находится баскетбольная площадка. Это меня радует. Пока мы были в Италии, я поняла, что там сложно найти площадку. А здесь, в таком городе, она есть. Жаль, я передумала брать баскетбольный мяч с собой.



После города дорога идет через поля с подсолнухами и кукурузой. Часам к десяти становится тепло. Мы идем быстро. По пути встречаем таких же пилигримов, как и мы, но некоторые идут помедленнее и с рюкзаками в два-три раза больше наших.

После поездки в Италию с чемоданами, стало очевидно, что путешествовать надо налегке. Именно поэтому у нас с собой только самое необходимое.

Позже мы выходим к трассе и идем уже слева вдоль дороги. По началу мы идем и много разговариваем на разные темы. Радуемся тому, что мы все-таки сделали это и сейчас идем этот путь. А между тем, я говорю: «Нам надо пройти пять городов, и мы придем в тот, что нужен нам – Reliegos».



Затем я включаю следующую книгу, которая называется «Учимся говорить публично» – это русская книга, автор озвучивает себя сам и делает это очень звонким голосом. Между главами играет веселая мелодия, которая к концу книги уже слегка раздражает.

Переходя трассу на другую сторону, чтобы свернуть на дорогу, где редко ездят машины, мы видим сливовое дерево. Мы срываем по несколько слив. Позади идут две девушки, поэтому мы стесняемся остановиться и сорвать больше. Сливы оказываются невероятно вкусными, и потом мы пожалеем, что постеснялись. Мы доходим до города Sahagun – уже приличный по размерам город. Решаем немного отдохнуть, а потом найти магазин.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России

Споры об адмирале Колчаке не утихают вот уже почти столетие – одни утверждают, что он был выдающимся флотоводцем, ученым-океанографом и полярным исследователем, другие столь же упорно называют его предателем, завербованным британской разведкой и проводившим «белый террор» против мирного гражданского населения.В этой книге известный историк Белого движения, доктор исторических наук, профессор МГПУ, развенчивает как устоявшиеся мифы, домыслы, так и откровенные фальсификации о Верховном правителе Российского государства, отвечая на самые сложные и спорные вопросы. Как произошел переворот 18 ноября 1918 года в Омске, после которого военный и морской министр Колчак стал не только Верховным главнокомандующим Русской армией, но и Верховным правителем? Обладало ли его правительство легальным статусом государственной власти? Какова была репрессивная политика колчаковских властей и как подавлялись восстания против Колчака? Как определялось «военное положение» в условиях Гражданской войны? Как следует классифицировать «преступления против мира и человечности» и «военные преступления» при оценке действий Белого движения? Наконец, имел ли право Иркутский ревком без суда расстрелять Колчака и есть ли основания для посмертной реабилитации Адмирала?

Василий Жанович Цветков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза