Донос без срока давности

Помимо Шкрябкова в соседнем кабинете из-за столов поднялись ещё пятеро заключённых, заученно проскороговорили свои данные. В голове у Фёдора осели разве что фамилии – Сизиков, Чулкевич, Горячев, Тарков, Чубарев… Да и зачем ему запоминать, за что и на какой срок они попали за колючую проволоку лагеря, когда у каждого из них начало и конец срока. И так понятно, что вся компашка под стать Шкрябкову – те ещё уголовные типчики.

– Начальник из Читы, – представил Фёдора «помощничкам» Кожев. – Проверит вашу работу. Ежели что – смотрите у меня!

С тем и вышел, а Фёдор решил начать со Шкрябкова, остальных отправил на перекур. И сразу же спросил в лоб:

– Не западло работёнка?

Шкрябков хитро посмотрел на Фёдора:

– А чего она западло? Мы-то честные воры, а задача, гражданин начальник, стоит политическая – вымести всю контрреволюционную сволочь. Мы вот по понятиям, в политику не играем. Жирнячку толстопузому мошну растрясти – так это только на пользу справедливости. А на контру самостоятельно зуб имеем, потому как сожрать хотят первое в мире государство рабочих и крестьян…

– Ну и как борьба с контрой идёт? – со злостью спросил Фёдор. Видел, что «честный вор» чуть ли не открыто издевается над ним. – Успешно показания клепаете? И каким же образом?

– Самым обнакновенным, – ничуть не смущаясь, осклабился Шкрябков. – Да вот, к примеру, шайка подобралась. – Он постучал согнутым, коричневым от махры пальцем по стопке тощих дел. – Пятнадцать рыл из одного района попались на колхозных полях и заработали по «закону о трёх колосках»[19] каждый по десяточке! Мышата полевые! После уборки урожая шныряли по полям, колоски подбирали, вот и доподбирались… Этих бы мышат и всамделе послать на поля, чтоб дочиста все сгребли да в колхозный сусек…

Фёдор слушал «честного вора» и буквально чумел от всего этого абсурда. Шкрябкову бы не зэковскую робу таскать – мундир прокурорский, да на трибуну – расхитителей соцсобственности обличать. Подумалось, а этот «инспектор КВЧ» только подложные бумажки в оперском кабинете строчит или ещё и вправду воспитательные речи произносит, а может, и занятия по политучёбе с колонийскими работниками ведёт?

– …Ну так и вот… – монотонно бубнил Шкрябков, продолжая в такт словам постукивать пальцем по картонной обложке дела, лежащего верхним в стопке. – Значица, все пятнадцать рыл из одного района. Стало быть, пишем показания, что все они – одна контрреволюционная вредительская банда, окопавшаяся в этом районе и самым вредительским образом подрывающая экономическую мощь Страны Советов…

– Но составы преступлений единичные и малозначительные!..

– А что за беда, если в протоколе допроса из одного факта сделаем десять? Ежель колхозный злодей сказал «а», то скажет и «б».

– А зачем ему на себя наговаривать? – наивным тоном продолжал спрашивать Фёдор, уже догадываясь, как из попавших в жернова «бытовиков» добываются новые признания. И не ошибся.

– А на каждую хитрую жопу… хе-хе-хе, – в мелком смешке затрясся Шкрябков. – Политику партии и народа такому непонятливому доходчиво разъяснят кумовья, прошу пардону, оперативные работники лагеря. – И для наглядности «инспектор» показал Фёдору увесистый кулак.

– Хотя и не обязательно… – Убрав кулак, скривился в циничной ухмылке. – Не захочет, морда кулацкая, новые показания подписывать, то и за него подписать – раз плюнуть. Это у нас поставлено!

В дверь заглянула физиономия одного из «помощничков», монолог «инспектора» прервался. И Макаренко с облегчением покинул кабинет, имея сильное желание вымыть руки от чего-то липкого.

– …Короче, Елин, давай подписывай анкету. – Кочев расхаживал по своему кабинету от одного окна к другому, разворачиваясь на каблуках, и злобно зыркал на сидевшего у стола худого, густо обросшего щетиной заключённого.

– О, ты кстати! – радостно воскликнул, завидев входившего Фёдора. – Погляди на этого упёртого. Вот из-за таких упёртых и вся загвоздка с исполнением сроков подготовки дел на тройку! – И опять уставился на заключённого: – Подписывай анкету, Елин, мать твою! Чо там тебе непонятного?

– Я, гражданин начальник, вам уже пояснил, что по происхождению я из рабочих и сам рабочий, работал до лагеря, по профессии – шофер. А тут в анкете вы написали «деклассированный», какой же я деклас…

– Сука ты бандитская! – рявкнул Кочев, схватил со стола толстую папку, с остервенением ударил ребром папки заключённого по шее. И ещё раз, и ещё! Наконец, швырнув папку обратно на стол, тяжело дыша, сказал Фёдору:

– Ты тут побудь, тёзка, а я пойду ужин закажу. Минут пятнадцать его повоспитывай. Чего расселся, скотина? – Это он уже скорчившемуся на табуретке заключённому. – Встать! Марш в угол! Стоять, к стене не прислоняться! Пригляди за ним, Федя, я скоро…

– Кто таков? – спросил Макаренко у застывшего «на стойке».

– Заключённый Елин Александр Иванович, тысяча девятьсот одиннадцатого года рождения, статья…

– Мне это не интересно, – перебил Фёдор. – Тут, в кабинете, ты почему?