Читаем Донос без срока давности полностью

– В нынешнем январе Завьялов узнал из письма брата, что их отец, бывший кулак, репрессирован за подрывную работу против советской власти. Смикитил Завьялов, чем ему это грозит, – тут же через начальника ОМЗ рапорт Хорхорину отправил. От отца отказался. Хорхорин ему ответ дал, мол, сын за отца не отвечает, но зато теперь от Завьялова-сына потребуется значительно больше усилий, чтобы доказать свою большевистскую и чекистскую преданность. Вот он тут в Букачаче и доказывает, – усмехнулся Перский. – Кстати, папаша Завьялова никогда кулаком не был, до крепкого середняка-то не поднялся, с начала коллективизации возглавлял колхоз… – Перский поднёс бумагу к глазам, – «Коминтерн» в Долматовском районе Челябинской области. А погорел на том, что часть семенного фонда раздал по осени колхозникам в зачёт трудодней. Вот и посадили за самоуправство. Небось попади папаша к сынку в лагерь – махом бы по пятьдесят восьмой – десять оформил, а, Чернобай? И нужные показания с помощью табуретки выбил, чтобы эту самую свою чекистскую преданность доказать, нет?

На лице сержанта отобразилась такая мучительная картина раздумий, что Перский едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. И даже порадовался тугодумию помощника: меньше дум – меньше вопросов. Команду получил – исполняй, и нечего размышлять – чёрное это или белое.

– Гра-аждане на-ачальники! Войти можно? – раздался неожиданно за дверью грудной женский голосок, сопровождаемый лёгким постуком по дверной филёнке.

– Да! – Перский и Чернобай уставились на открывающуюся дверь.

– Наше вам здрасьте! – Пухленькая смазливая девица смущённо комкала в пальчиках уголок передника.

– Ты кто? – выдохнул Чернобай.

– Я? – потупила глазки девица. – Любаней кличут. Ссыльно-поселенка… Я тут при штабе… чай варю, прибираю. Меня к вам из столовой послали, на ужин звать. Или, можа, ещё какие просьбы…

– Иди, – отрывисто бросил Перский. – Скоро будем.

Любаня качнула бёдрами и скрылась в полумраке коридора.

– Не прицеливайся, – проследил взгляд Чернобая Перский. – Нам при нашей задаче – ни вправо, ни влево. Ни капли в рот, ни сантиметра ниже… Ну ты понял… Давай зови сюда Чуксина с Балашовым, обменяемся мнениями. Да, вот ещё что… Этих гавриков – оперов-фраеров – в наручники и рассадите по разным кабинетам, чтоб меж собой не общались и не сбежали иль ещё чего не учудили. С таких станется. Зэков, их помощничков, тоже – вызывай конвой – и в штрафной изолятор.

Выслушав спустя полчаса доклады об исполнении, Перский предупредил подчинённых:

– По территории никаких одиночных блужданий. Держаться всем вместе. Неизвестно, кто тут ещё… После ужина займёмся Кочевым, он, как понимаю, среди них самый резвый, а Кожева оставим на закуску.

Долгого разговора с Кочевым не получилось. Сразу ушёл в глухую оборону, затрындел как по писаному:

– Исполнял приказания начальника оперчасти Кожева и оперуполномоченного Завьялова… Заставили заниматься античекистскими методами ведения следственных дел и фальсификацией. Завьялов прямо требовал, чтобы я не стеснялся в избиении обвиняемых. Так и говорил: «Ты боишься избивать, поэтому и не получил премии триста рублей», а Кожев мне сказал: «Это в порядке вещей, иначе с бандитами поступать нельзя»…

– Агнец ты божий! – не выдержал Балашов. – Да за тобой преступный хвост из Челябинска тянется! Вот справочка по личному делу: «Сотрудник милиции посёлка Тугулым Челябинской области Кочев Ф. Ф. произвёл четыре выстрела в первую жену, приехавшую к нему в посёлок. Осуждён в 1936 году к лишению свободы условно, переведён на новый, более сложный участок работы…» Это его к нам как бы на перевоспитанье сослали.

– Сама виновата, приехала права качать… – буркнул Кочев. – Но не уволили же… Да и что вы на меня всех собак вешаете! Что мне приказывали – то и исполнял. Да, бил, но чё, я один такой? Вон недавно в Нерчинской тюрьме был в командировке, там видел, как милиционер Павличенко рубил на спор шашкой двадцать копеек, а ему арестованный Болотов, которого этот Павличенко под арест припёр, сказал: «Зачем рубите советские деньги?» Павличенко рассердился, Болотова в камеру завели, туда ещё начальник милиции Лебедев зашёл, и они стали Болотова избивать. А потом создали ему липовое дело за грабёж, хотя этого Болотова задержали за пьянку… Кому-то, получается, можно даже административно арестованного буцкать, а тут контру к ногтю берёшь…

– Всё с тобой понятно, Кочев, – хлопнул ладонью по столу Перский. – Я не я и хата не моя. Увести!

– Кожева тащить? – спросил Чуксин.

– А что он показал? – нехотя осведомился Перский.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза