– Ну это мы с Матюхина и его бездельников ещё спросим. У меня вообще закрадывается такое подозрение… – Перский выдержал многозначительную паузу. – А не попахивает ли здесь целенаправленными вражескими происками? Вот ответь мне, Лысов, в чём главная хитрость любого контрреволюционного элемента? Ну-ка, напряги извилины, Иван – коровий сын?
Сержант озадаченно заскрёб затылок, будто и впрямь этим захотел оживить мыслительный процесс в голове.
– Ладно, не насилуй мозги, – махнул рукой Перский. – Подскажу. Главная хитрость, Ваня, всей антисоветской сволоты состоит в том, чтобы самое мудрое решение товарища Сталина, нашей боевой партии и советского правительства извратить до совершенно противоположного смысла. Именно так! Вот возьми, к примеру, коллективизацию. Партия решила, что мощные, механизированные колхозы дадут прорыв в сельском хозяйстве по сравнению с теми же единоличниками и даже крупными кулаками? Правильно решила? Конечно, правильно. Мудро, дальновидно. А как всё повернули на местах? Поголовная мобилизация! Как на войну! Ломали крестьян через колено, пока самому товарищу Сталину не пришлось вмешаться! Помнишь его статью «Головокружение от успехов»? Вот то-то и оно! Или, опять же, возьмём этих букачачинских придурков. Партия разрешила физические методы при допросах – даже явных врагов народа! – применять как исключение. Как исключение! Но что мы видим? Циничное изуверство! Развелось по углам, по щелям множество таких усердных махателей кулаками, дубинами, гирями и табуретками, что поневоле задумываешься: а не стоит ли за всем этим нечто большее… – Голос Перского обрёл зловещий чеканный тон. – Заранее спланированное и хорошо организованное массовое проникновение врага в чекистские ряды! И для чего, Лысов?
– Для чего?.. – эхом откликнулся сержант, испуганно пуча глаза от развернувшейся в его сознании катастрофической картины страшной измены.
– А чтобы подорвать настоящую чекистскую работу по выявлению вражеского элемента! – рубанул рукой, словно секирой, Перский.
– Это вы, товарищ особоуполномоченный, в самую точку! – горячо откликнулся Лысов. – Вон в Сретенском райотделении колхозника из села Романовка, кажется, так колошматили, что он признался, мол, всё село завербовал в контрреволюционную организацию. И сретенцы всех мужиков села – под арест. Или, опять же, в Александровке из мужика показания выбили, что он, дескать, массу колхозников в каэрповстанческую банду завербовал, а для её вооружения около села спрятано триста винтовок!..
Перский поморщился. Обе эти истории были ему хорошо известны. Особенно вторая. В Александровке не только полсела арестовали, но сам замначальника управления Крылов с целой командой несколько дней искали эти мифические винтовки, а когда всё кончилось пшиком – нашли козла отпущения, оперуполномоченного Сагалова, загремевшего на цугундер за превышение служебных полномочий. А ретивый Бастов из транспортного отдела? Ударно исполнял оперприказ по китайцам – бил всех узкоглазых подряд, ставил «на стойку»: за две недели оформил сорок дел на японских «шпионов» из местных желтолицых огородников. Или опять же сретенские ещё в декабре прошлого года учудили: отстранили от работы и арестовали фельдъегерей экспедиции связи НКВД… как их, дай бог памяти… ага, Надточий и Семенчук… Но каково обвинение! «В связи с арестом отца их жён врага народа Богданова». Погорели зятья на тестюшке!
Перский поскучнел. Никак, даже в общих чертах, не вытанцовывается замысел – насчёт заговора и вражеской руки в рядах сотрудников управления и райотделений. Додумывать, серьёзно надо додумывать связующие нити, всю цепочку, а главное – определиться с организаторами. Лепить букачачинцев, сретенцев и прочих к Петросьяну? Не прокатит. Уж год, как бывшим начальником и не пахнет, а тут все факты свеженькие… Кабы какую другую крупную рыбину подцепить, из новых… Думать, будем думать…
Позёвывая, хозяин кабинета лениво оглядел письменный стол, застегнул свою кожаную папку, запер в несгораемый шкаф.
– Пойдём, Лысов, обедать. А после обеда меня не теряйте, сосну часок после дороги. Вызови надзирателя, пусть покараулит нашего «стойкого»… Слышь, Кусмарцев, не надоело столбиком торчать, а как немота разовьётся? И превратишься ты, Кусмарцев, в того идиота, который у барыни собачку утопил. Как её кликали, помнишь, Кусмарцев? А кликали ту бедную собачку Мумой, а мужика немого – Герасимом. Но Муму топить не надо, Мума – она хорошая, – вроде как сострил Перский. – Классику надо знать, Кусмарцев! Молчишь? Уже онемел? Ничего, друг ты наш любезный, – разговорим. Ещё как разговорим, Гриша-Герасим… Так что постой подумай. Хорошенько подумай. С чувством, с толком, с расстановкой… А мы подождём. Да, Лысов?
– Подождём маненько, мы терпеливые! – засмеялся Лысов. – Отдыхай, шпиён!