Донос без срока давности

«ПРОТОКОЛ ДОПРОСА… Нами, пом. нач. 3 отдела УГБ УНКВД по Ирк. обл. ст. лейтенантом ГБ Дьячковым и сержантом ГБ Родовским… допрошен гр-н ЭЙКЕРТ Фридрих Эрнестович… б. лейтенант милиции, б. работник НКВД УССР, б. сотрудник оперсектора ОГПУ-НКВД ВСО, который показал:

…завербовал в японскую разведку сотрудника Ирк. Оперсектора НКВД КУСМАРЦЕВА Григория Павловича…»

– Что за бред?! Какой Эйкерт?! Поумнее ничего придумать не могли?! – Григорий бросил лист на стол.

Перский медленно поднялся из-за стола, обходя его, вытянул из стаканчика письменного прибора остро заточенный карандаш, подошёл вразвалочку к Григорию, вертя карандаш меж пальцами левой руки, и – без размаха ударил правой в лицо. Кусмарцев на ногах устоял, но новые удары – снова в лицо, в грудь и плечи – опрокинули навзничь на пол. Перский опустился рядом на одно колено, а другое вдавил Григорию в живот. Молча задрал хрипящему арестанту под подбородок заскорузлую от грязи и крови гимнастёрку с полуистлевшей исподней рубахой. С обозначившимся на лице вожделением принялся с размаха колоть карандашом в оголённую грудь.

– А-а-а!!! – кричал, дёргаясь, Кусмарцев. – Гад! Гад!..

– А ну-ка, поставьте его на ноги! – приказал застывшим у дверей конвоирам Перский, поднимаясь с кряхтением и тяжело дыша. Отбросил в сторону сломавшийся карандаш. – Сюда его, гадёныша… – Ткнул трясущейся рукой в край приставного стола.

Конвоиры вздёрнули Кусмарцева с пола, подтащили к столу.

– А вот так, харя шпионская? – прошипел Перский и придавил Григорию ножкой стола пальцы на правой стопе. – Я тебя, гадёныш, всего изуродую… Только правую ручонку целой оставлю, чтоб ты мог показания подписывать… И ты всё, что надо, подпишешь, всё… Или забыл про жёнку свою, про выблядков своих? И за них возьмёмся. Как положено, возьмёмся… за вражеское семя!

– Не трожь… – прохрипел Григорий. – Они-то тут при чём…

– Ага! – довольно заорал Перский. – Сознаёшься, наймит японский!

– Дурак ты… – только и успел выдавить Григорий – новый удар в лицо снова опрокинул на пол.

Перский подул на сбитые костяшки пальцев, взял от стены табуретку и, перевернув её ножками кверху, поставил на паркет.

– А посадите-ка этого упрямца копчиком на ножку… Вот так! Куда?! Придержите, чтоб не заваливался! Да дай ты ему по хребту, чтоб не горбился! Прямо сидеть! Руки – в стороны!

Уже через несколько минут позвоночник Григория, нарастая, пронзила острая боль. Он дёрнулся и снова рухнул на пол.

– Да вы что, уроды! Сказал же – придерживайте! – разъярился Перский. Нагнувшись, схватил Григория за волосы и несколько раз ударил головой о паркет.

– Вы так только пол изнахратите. Лучше его башкой о стену. Паркета нынче не сыскать, а извёстки у нас – завались! – хохотнул появившийся в кабинете помощник Перского – розовощёкий, с заметно обозначившимся брюшком и пухлыми губками бантиком Чернобай. И не подумать, что вся эта рыхлая, по-домашнему уютная наружность скрывает отменные садистские наклонности.

– Вот ты и займись, а то я уже что-то притомился, – ответствовал Перский, возвращаясь за письменный стол. – Поспрашивай-ка его насчёт Кириченко. От Эйкерта он отнекивается, но от Кириченко никуда не денется. Этот ему с двадцатого года знакомец…

По знаку Чернобая конвоиры вновь усадили Кусмарцева на ножку перевёрнутой табуретки, цепко удерживая в вертикальном положении. Сержант наклонился к его лицу.

– Какие у тебя отношения с Кириченко? Ки-ри-чен-ко Илья Федосеевич… – Чернобай по слогам повторил фамилию, с удовольствием наблюдая, как Кусмарцев в прострации беспомощно шарит вокруг руками. – Говори! Как ты привербовался к этому вражине, создавшему шпионскую правотроцкистскую организацию?

– Оставьте семью… – Григорий с трудом разлепил разбитые губы. – И дайте мне постоять… Я не могу так сидеть… На фронте ранен и контужен. Спина у меня… Дайте я встану…

– Будешь сидеть, пока про Кириченко не расскажешь.

– Что… вы… хотите?..

Кириченко он действительно знал давно. Свела их судьба в боях против Врангеля, а потом в Иркутске встретились. Здесь Илья Кириченко занимался партработой – ответственный секретарь комитета партийного контроля партколлегии обкома ВКП(б). Большой дружбы не водили, разве что пару раз после собраний областного партактива посидели за «рюмочкой чаю», вспоминая Сиваш. Когда же Григорий в последний раз навещал семью в Иркутске, то узнал, что Кириченко арестован и шьют ему целый букет по пятьдесят восьмой: организацию неких контрреволюционных действий и терактов и даже активную контру в период Гражданской войны.

– Вот куда вы меня прилепили… И шпион японский, и террорист злодейский… – поднял заплывшие глаза на Чернобая Григорий. – Давай-давай…