Читаем Донос без срока давности полностью

– Самая короткая объяснительная. Вот: «При проведении следственных дел обвиняемые частично ставились при допросах на ноги, но данную практику я взял на примерах работы других работников, в частности, видел в райотделении НКВД… По вопросу избиения з/к при допросе у меня практики нет, за исключением при допросе Гэбши-ламы Вонгинова Тугара: я нанес один удар, в этом виновным себя признаю полностью…» От всего остального отпирается, валит всё на подчинённых.

– Ну и хрен с ним. Не будем тратить время. В Чите разговорим всю эту публику. Стало быть, подытоживаю. Я связался с директором рудника, он нам выделил «вахтовку» – трёхтонку с автобусным кузовом. Через час машина подойдёт. Грузим Кожева, Кочева, Завьялова, Дворникова и Вохмина. Начальнику лагпункта – приказ: всю банду «помощничков» во главе с этим Шкрябковым завтра же этапировать в Читинскую тюрьму. А этих сами увезём до Чернышевска, там засадим в проходящий спецвагон. Всё, делать тут больше нечего…

Два дня спустя Перский доложил начальнику управления результаты расследования по Букачачинской КМР. Выслушав особоуполномоченного, Хорхорин неудовлетворённо покачал головой:

– Да… Вышел пук… Из этой братии контрреволюционной организации не слепить. Вертухаи тупорылые! Распоясались, суки! Вот действительно – заставь дурака Богу молиться… М-да-с… Не получится, Михаил Абрамович, такого громкого дела, как с военными, м-да-с… А жаль.

«Ого! – чуть не вырвалось вслух у Перского. – Ещё одной крупной акции захотелось, по образцу и подобию военно-троцкистской организации в ЗабВО… А может, попробовать сшить?..» И он с плохо скрытой завистью скользнул по рубиновому ромбу в хорхоринской петлице и ордену Ленина на груди начальника.

Когда наконец-то добрался до своего кабинета, с удовлетворением отметил: Лысов добросовестно исполняет порученное. Кивнул в сторону свесившего на грудь голову Кусмарцева у стены.

– Стоит?

– Так точно! – вскочил Лысов, бочком покидая начальственное кресло. – Здравия желаю!

– Здорово. – Перский прошёл на своё место, бросил на стол кожаную папку с бумагами по Букачаче. – Перерывчиками грешили?

– Никак нет! Стоит. Правда, последние двое суток в обморок хлопаться начал. Но мы ему нашатырчику под нос и под рёбра тумачка…

Григорий медленно поднял голову и, безразлично скользнув щёлками глаз по Перскому, снова уронил её на грудь. Он уже на следующее утро, после того, как вздёрнули «на стойку», мало чего соображал. Поначалу ещё отвечал на вопросы Лысова и меняющегося с ним «на вахте» Попова, что никакого преступления не совершал, показывать ему нечего и наговаривать не на кого. А потом постепенно навалилось какое-то сонное отупение, перестал чувствовать ноги, всё чаще стал проваливаться в глухую чёрную бездну, из которой вроде как в сознание выдёргивали острый запах нашатыря, удары в бок, в живот, оплеухи по щекам… А может, это вовсе и не явь была, а продолжение кошмарного бреда, а может, это и вообще не с ним…

– Как, Михал Абрамыч, съездили? – подобострастно поинтересовался Лысов.

Перский устало махнул кистью руки, как будто смёл крошки со стола:

– Уроды… Заставь дурака Богу молиться – он и лоб расшибёт. Хотя… – Перский хмыкнул и покачал головой, – не просто дураки, а дураки-дуболомы. Тямы лишь на одно хватает: не свои, а чужие лбы разбивать. Давно я такой бестолковщины не видел. Сначала арестанта бьют, а потом думают. Палками, табуретками, поверх голов из наганов долбят…

– Да вы что? – сложил в изумлении тонкие губы в куриную гузку Лысов. – Фашисты какие-то…

«Надо же… – тягуче шевельнулось в голове у Кусмарцева, – неужто кто-то Перского и его помощников перещеголял?.. От зависти, что ли, на говно исходит… Хотя какая разница… Как наш главный пролетарский писатель сказал? Если враг не сдаётся… Да, плевать… Спать… Гори оно всё…»

– Фашисты, говоришь? Вся беда, Лысов, в том, что эти так называемые фашисты носят такую, как у нас с тобой, форму и получают денежное и пайковое довольствие по нормам начсостава НКВД. Народ верит, что они – из железной чекистской когорты. Так сказать, карающий меч революции, партии и советской власти. А они плевать хотели с колокольни и на партию, и на соввласть, и на высокое звание чекиста. Целую банду уголовников-зэков, в самом буквальном смысле, в дознаватели определили – сидят зэчары у них в кабинетах и строчат за них бумаги! Дела пачками переписывают! В общем, работнички в Букачаче совсем страх потеряли!

– Да вы что! А наш отдел мест заключения куда смотрел? – возмущённо ахнул Лысов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза