Донос без срока давности

– Бытовики они, по закону «семь-восемь», – пояснил начальник лагпункта. – Заработали по десятке. Этот угля тачку, а она пряжи моток с фабрики утянула. Но в лагере работают, норму выполняют…

– А чего же вас оперработники в контру записали? – прищурился Перский, уставившись на перепуганных зэка и зэчку.

– Господи, да они ж и не скрывают! Для количества. Дела клепают на тройку про антисоветчиков. С меня, господи, какой антисоветчик… Детям в школе только по программе… А куда деваться? Били. Меня четыре дня подряд били Завьялов, Кочев и ещё дежурный по третьей части Мясоедов. Руками, ногами били, под стол на четвереньки загоняли, пинали… в заднюю часть, – угрюмо проговорил Малой.

– И меня Кочев избивал несколько раз. Руками и мешком с песком, – вздрагивая, сказала женщина. – Требовал протокол подписать, что я антисоветские разговоры веду. А я никогда… Что, не понимаю, что ли… Говорила ему, что виноватой себя не признаю. И никаких показаний о своей антисоветской деятельности я не давала. Не занималась я ею! Это следователь Кочев составил протокол, что я антисоветчица. А как не стала подписывать, он меня избил и отправил в штрафной изолятор. Да чё, одна я, что ли, такая! Начальник лагеря давеча делал обход – так и другие женщины в изоляторе подавали жалобы, что Кочев избивает. Меня к тому времени вернули на работу, но только на один день – Кочев снова посадил в изолятор и заявил: «Будешь знать, как писать заявления, что тебя на допросах били», а я и не писала…

– Понятно всё с вами, – устало буркнул Перский. – Уводи их, Керченов, а по дороге позови ко мне сержанта Чернобая, он там с Завьяловым вашим в его кабинете.

Как там, сержант, твои подопечные? – задал вопрос Чернобаю Перский, как только тот появился в кабинете.

– Поют как церковный хор! – потряс пачкой исписанных листов подчинённый. – И поют, и сдают своих начальничков, особенно Кочева. Вот Завьялов, например. – Чернобай зачитал торжествующим тоном: «…Признаю, что занимался фальсификацией некоторых следственных материалов. Так, в мае месяце тридцать восьмого года я вел следствие по обвинению Исакова, Исаева и др. Исаев лично мною допрашивался в течение двух суток и от подписи протокола допроса отказался, после чего я решил подделать его подпись на протоколе, что и было мною сделано. Объяснить могу только тем, что торопился с окончанием следственного дела и отправить его на рассмотрение Тройки, т. к. приближался конец работы Тройки…»

А вот и про Кочева: «Мне было известно, что Кочев сфабриковал протокол допроса обвиняемого Елина и под силой физического воздействия заставил Елина подписать протокол. Второй факт: Кочев вызвал одного из свидетелей, рассказал ему состав преступления обвиняемого и заставил его написать показания в таком разрезе, как он рассказал, что и было сделано… Кочев мне сам говорил, что иногда заранее пишет протокол, вызовет обвиняемого, угостит табачком, прочтет одно, а на подпись дает совершенно другое…»

Завьялов про Кочева, товарищ Перский, всё собрал, но так поворачивает, как будто шалости это пацаньи. Вот, например: «…И вообще, у Кочева много мальчишества: бросил как-то раз в лоб арестованному электролампочку, она лопнула, обрезала его…» Страшное желание, товарищ Перский, им самим на лбу лампочки расколотить! Мальчонки, язви их, с толстыми х…!

– Ага, мальчонки резвятся! Передавить бы всю эту детвору! Мать их ети! – выругался Перский. – Этого Завьялова за шкирку ещё в январе следовало взять!

Особоуполномоченный раскрыл свою папку, перебрал бумаги, выудил один лист и, продемонстрировав его Чернобаю, пояснил: