«Успеет ли дойти?» – приходила мысль. Потом сразу узнали его: это был гимназист Каргальский. Он приближался, медленно ступая, без винтовки, шинели и папахи. Черные кудрявые волосы, запорошенные метелью, трепал ветер. Лицо его было мертвенно-бледно, глаза закрыты, руки приложены к груди. Гимнастерка была распахнута до пояса, и вся грудь залита огромной паутиной разбрызганной крови. К нему побежали навстречу, подхватили его и успели передать сестре милосердия. Это был последний вышедший живым из боя партизан 2-й сотни. Погрузив Каргальского, Боков, наконец, крикнул:
– По вагонам!
Еще несколько томительных минут, и поезд, быстро набирая ход, стал отходить на юг. Большевики кричали издали, угрожающе махали руками и продолжали стрелять по эшелону.
2-я сотня Семилетовского отряда в своем первом и неудачном бою под Должанской понесла тяжелые потери. Ни одного из убитых вынести ей не удалось, были брошены и некоторые раненые. Их участь была, конечно, ужасна.
Среди вынесенных раненых оказался мой друг – Усачев, простреленный в цепи в обе лопатки, несколько минут спустя, после того как я перешел в прикрытие, к пулемету. Вынесли и тяжело раненного разрывной пулей в плечо красавца гардемарина Александра Попова[50]
, бывшего вахмистра нашего корпуса. (Несколько недель спустя был зверски добит большевиками в Новочеркасске.)Силы большевиков под Должанской, как говорили об этом позже, во много раз превосходили наши. Большевики были осведомлены о наших намерениях захватить Должанскую и ожидали нас, заранее выбрав и пристреляв рубежи. Настоящий бой был начат ими лишь тогда, когда Семилетовский отряд очутился на намеченной большевиками линии. Этим объяснялись наши тяжелые потери под Должанской.
Вынесенный же офицер оказался сотником Зарубиным. Много позже, когда кадеты, после окончательного освобождения Новочеркасска, собрались в корпусе, я узнал, что в одном из младших классов учился его брат. Сотник Зарубин, оправившийся от ранений, как-то приехал днем в корпус с целью лично поблагодарить неизвестного ему по фамилии кадета, вынесшего его из боя под Должанской. Дежурный офицер оповестил об этом сотню, но я был очень застенчив и не назвал себя.
Немного погодя мы выходили на прогулку. В вестибюле я сразу узнал его, но мне стало неловко, что сотник может узнать меня. Поэтому, проходя мимо, я особенно отчетливо отдал ему честь. Зарубин внимательно посмотрел на меня, но не остановил. Несколько месяцев спустя он был убит, если не ошибаюсь, на Воронежском фронте.
И. Поляков[51]
Донские казаки в борьбе с большевиками[52]
…В томительном ожидании чего-то нового, охваченный чувством страха, смешанного с любопытством, город будто замер. Улицы опустели. Кое-где на перекрестках группировались подозрительного вида типы, нагло осматривавшие редких одиночных прохожих и пускавшие вслед им замечания уличного лексикона.
Наступал момент торжества черни. Временами раздавались редкие одиночные выстрелы, а где-то вдали грохотали пушки. То забытые герои-партизаны, не предупрежденные об оставлении Новочеркасска, боем пробивали себе дорогу на юг. О них не вспомнили. В суматохе забыли снять и большинство городских караулов, каковые, ничего не подозревая, оставались на своих местах вплоть до прихода большевиков. Такая нераспорядительность донского командования подорвала к нему доверие, и многие партизанские отряды не пожелали влиться в Донской отряд, предводительствуемый Походным атаманом генералом Поповым, а присоединились к Добровольческой армии. В числе ушедших с добровольцами находился и сподвижник Чернецова поручик Курочкин[53]
, а также Краснянский[54], Власов[55], Р. Лазарев[56]; ушел с добровольцами и генерал Богаевский.В 5 часов вечера, пройдя часть города, я свернул с Почтовой на Хомутовскую улицу, намереваясь выйти к кладбищу, откуда взять направление на хутор Мишкин, затем на станицу Аксайскую и далее на Ольгинскую. Не доходя до окраины города, я встретил прохожего, по виду рабочего, который, поравнявшись, бросил мне на ходу фразу: «Не спеши, товарищ, наши идут с этой стороны». Не совсем поняв его, однако не вступая с ним в разговор, я ускорил шаг, но не прошел и двухсот шагов, как между кладбищем и Ботаническим садом стал ясно различать маячивших отдельных всадников, державших направление на город. Было совершенно невероятно, чтобы здесь оказались наши партизаны, идущие к тому же в город, скорее это могли быть только красные. Итак, следовательно, единственное бывшее, по-моему, свободным юго-западное направление было уже отрезано. Со всех остальных сторон, я знал, Новочеркасск был окружен противником…
Не зная, куда приткнуться, где преклонить голову, я, терзаемый мрачными мыслями и томимый чувством жуткого одиночества, повернул обратно и машинально побрел в противоположную сторону, где когда-то жил мой дальний родственник…