Донская армия в борьбе с большевиками

А в это время город перешел во власть «Северного революционного казачьего отряда» под начальством Голубова. Голубов – донской казак по происхождению. Окончил Донской кадетский корпус и Михайловское артиллерийское училище. Служил в донской артиллерии, а затем ушел в Томский университет, где считался крайних правых убеждений. В дни войны вернулся на службу. Неглупый, лично храбрый, алкоголик, с большими наклонностями к авантюризму, он с началом революции, видимо, задался целью стать «красным донским атаманом» и с неутомимой настойчивостью начал проводить в жизнь свой замысел. Не стесняясь в средствах, он добивается популярности и влияния среди части казачества, склонного к усвоению большевизма, а в дни Каледина составляет из них «революционную ватагу» и с нею ведет борьбу против Донского правительства. Как известно, борьба кончилась самоубийством атамана Каледина и падением Новочеркасска. Но мечта Голубова не осуществилась. Атаманом он не стал. Звезда Голубова стала закатываться. Большевистские главари потеряли в него веру. Голубов заметался и начал сдавать позиции. Последняя его попытка поднять казаков против пришлого элемента (им же приведенного), захватившего власть в области, закончилась убийством Голубова в станице Заплавской казаком Пухляковым. Так окончилась мятежная жизнь красного донского главковерха.

Войсковой круг, во главе с председателем и атаманом, в 4 часа дня молился в соборе о спасении города и казачества от надвигавшейся опасности, а после молитвы вернулся в здание для продолжения своего заседания.

С ватагой казаков Голубов ворвался в помещение, где заседал Круг, приказал всем встать и спросил: «Что за собрание?» Затем, подбежав к атаману, продолжавшему сидеть, он грубо закричал: «Кто ты такой?» – «Я выборный атаман, – спокойно ответил генерал Назаров. – А вы кто такой?» – спросил он у Голубова. «Я революционный атаман – товарищ Голубов». Затем, сорвав с атамана погоны, Голубов приказал казакам отвести генерала Назарова и председателя Круга на гауптвахту. Многие представители парламента, пользуясь суматохой, быстро скрылись, переоделись и растворились в толпе. Небывалую силу духа, мужество и красивое благородство проявил в этот момент, рассказывали мне, генерал Назаров, оставшись сидеть один, когда все члены Круга послушно встали по команде Голубова (в предсмертном письме жене генерал Назаров, между прочим, писал: «…смешнее всего было зрелище 100–200 человек Круга (Верховной власти), вытянувшихся в струнку перед Бонапартом 20-го века»). Испуганно и беспомощно озирались казаки-старики. Когда же кто-то из них спросил: «А как же нам быть?» – «Нам не до вас, убирайтесь к черту», – закричал Голубов.

Так закончил свою жизнь Донской парламент. Какие мотивы побудили Донского атамана остаться в Новочеркасске и обречь себя на гибель и почему, имея полную возможность покинуть город, он этого не сделал, остается и поныне неразгаданным. Некоторый свет на это проливает генерал Лукомский[57], указывая в своих «Воспоминаниях», что в ночь на 12 февраля он последний раз говорил по телефону с генералом Назаровым.

«Он (Назаров) мне сказал, что он решил вместе с Войсковым Кругом не уезжать из Новочеркасска, что, оставаясь, он этим спасет город от разграбления. Я ему советовал ехать в армию ген. Корнилова, сказал, что, оставаясь в Новочеркасске, он обрекает себя на напрасную гибель. Ген. Назаров мне ответил, что большевики не посмеют тронуть выборного Атамана и Войсковой Круг, что, по его сведениям, первыми войдут в Новочеркасск присоединившиеся к большевикам донские казаки под начальством Голубова, что этот Голубов, хотя и мерзавец, убивший Чернецова, но его, Назарова, не тронет, так как он за него как-то заступился и освободил из тюрьмы… Мои уговоры были напрасны, ген. Назаров еще раз сказал, что он убежден, что его не посмеют тронуть, а затем добавил, что если он ошибается и погибнет, то погибнет так, как завещал покойный Атаман Каледин, сказавший, что выборный Атаман не смеет покидать своего поста».

Возможно, что было так, как утверждает генерал Лукомский, но поражает уверенность генерала Назарова, что большевики не посмеют его тронуть и что, оставшись, он этим спасет город от разграбления. Факты и действительность того времени говорили совершенно обратное, и, кроме того, по крайней мере раньше, у генерала Назарова такой уверенности не было. Ведь настаивая на военном совещании в ночь на 12 февраля на необходимости дать большевикам последний решительный бой, атаман Назаров тем самым показывал, что с большевиками другим языком, кроме языка пушек и пулеметов, говорить нельзя и никакая сентиментальность с ними недопустима.