Донская армия в борьбе с большевиками

А оно питалось фронтом, с которого шли тяжелые вести – молодые казаки, так называемые фронтовики, сформированных в станицах отрядов держали себя неопределенно, среди них было много колеблющихся, а из хуторов левого берега Дона и прямо сочувствовавших Миронову, – все это создавало неуверенность в отрядах. Отдельные отряды часто митинговали, отказываясь выполнять боевые задания, все еще надеясь на мирное разрешение вопроса: быть в округе большевистским советам или жить казакам по старине?

На поднявших восстание усть-хоперцев, мужественно дравшихся с большевистскими бандами, сыпались упреки в поднятии напрасно оружия. Знаменитый Козьма Крючков[69], бывший, по обыкновению, в первых рядах, жаловался, что ему нельзя слова сказать, как ему сейчас же со злобой говорили: «Всемирную славу хочешь и генеральские погоны».

При таком крайне неопределенном настроении казаков не могло быть уверенности в поднятое ими же самими дело борьбы с большевиками у офицеров, призванных казаками же в свои отряды. Своим жертвенным примером они воодушевляли свои отряды, и многие из них гибли при обстановке, исключавшей возможность этого в иных условиях, – так погиб сотник А.И. Емельянов, не поддержанный казаками отряда при команде его «в атаку»…

Но поднятое дело борьбы все же не умирало, напротив, оно росло и ширилось. Один за другим приставали нейтральные хутора к восставшим и высылали свои отряды за Дон на помощь бившимся там казакам. И целые дни на вершине Пирамиды, ставшей теперь «исторической» точкой округа, стояли толпы народа, молча, пристально всматриваясь в даль Задонья, где на широком, многоверстном пространстве горели отдельные хутора и кое-где рвалась над ними шрапнель… гудели орудия. А по дорогам зеленеющей майской степи из присоединившихся хуторов заунывными казачьими песнями, полными грусти, тянулись змейки казачьих отрядов, шедших к Дону на сборный пункт. Далекой, эпической стариной, овеянной грустью, веяло от всей этой картины…

На горе часто бывали Федор Дмитриевич Крюков и Роман Петрович Кумов. Здесь мало говорили, но само молчание говорило больше всяких слов. В такой обстановке, между жизнью и смертью, в станице Усть-Медведицкой был устроен «летучий» концерт для получения средств на первую помощь раненым. Утром, в день концерта, к Крюкову, уезжавшему в свою Глазуновскую станицу, только что освобожденную от большевиков, повидать родных и свой очаг обратилась его квартирная хозяйка А. В. Попова, приглашенная участвовать в концерте, написать что-либо для прочтения ею на этом вечере.

Федор Дмитриевич ответил:

– Что же я могу написать Вам, – стихов я не пишу, а стихотворений в прозе писать не умею, а то, что я пишу обычно, не подходит.

Это было за час до его отъезда, а уезжая, он вышел из своей комнаты и, передавая ей набросанный «Родимый Край», сказал:

– Подойдет – прочтите, а нет – выбросьте…

«Родимый Край» был прочитан под аккомпанемент-экспромт рояля П.П. Васильева и произвел неописуемое впечатление…

В открытые окна переполненного зала реального училища, с далеким видом на Задонье, видно было зарево горевшего в 20 верстах за Доном хутора Зимовника, – то отряд красных, предводительствуемый матросом, жег дома семей офицеров, ушедших в противные отряды. Изредка слышны были одиночные орудийные выстрелы…

На сцене сидели 17 юношей партизанского отряда, раненных в бою под хутором Шашкином, где из отряда в 100 человек было одних только убитых 26… Один за одним проходили вокально-музыкальные номера грустных мелодий, невольно отражавших общее настроение, и, наконец, вечер заканчивался мелодекламацией А. В. Поповой. С редким по теплоте чувства искусством стала она читать это стихотворение под мелодию казачьих песен, полную тоски и грусти. Прочитанный несколько раз подряд, «Родимый Край» произвел на присутствующих неизгладимое впечатление…

Его наизусть знала молодежь, в сотнях экземпляров его требовали на фронт, и со словами из него «за честь отчизны» шли в бой молодые и старые казаки. Психологическое влияние на казачьи массы этих немногих строк, сочетавших в простых и ясных словах близкие и безгранично дорогие душе и сердцу каждого донца понятия, было огромно.

Они, эти немногие строки, связывали его настоящее с далеким прошлым истории его Родного края, обвеянной такой поэтической красотой, и в тяжелые, мрачные дни полной неизвестности его настоящего они придавали бодрость и укрепляли веру в будущее. В этих строках казаки своей простой душой глубоко чувствовали, что в их многовековой истории начинается новая страница и что, написанная их слезами и кровью, она не забудется русским народом. Нужно было видеть эти вдохновенные лица молодежи и слышать бесконечные повторения отдельных мест из «Родимого Края», чтобы понять оставленное впечатление в каждом, прочитавшем его, и оценить все его психологическое значение на поднятие духа и настроения в колебавшихся народных казачьих массах…