Донские казаки в начале ХIХ столетия

Положим, еще ребенком, малолеткой, казак кое-что слышал от служилых казаков, но главное свое образование, свою сметку и всю ту «словесность», которую в регулярных частях зубрили от доски до доски наизусть, казак, шутя, проходил во время скучных походных движений. Передвижения полка с Дона на кордон или в какой-либо город (Санкт-Петербург) для разъездов или к армии для военных действий, были лучшей и полезнейшей школой для казака.

Казаки описываемого времени переходили с места на место без маршрутов. Указывался пункт, в который они должны были придти и время прибытия, остальное предоставлялось полковым командирам. Полк редко шел весь вместе; в большинстве случаев его разбивали на массу отдельных команд, нередко из шести, десяти казаков. Командам этим указывался ряд деревень и местечек, через которые нужно было пройти, а выбор дорог, аллюры, время выступления предоставлялось старшим в командах, урядникам или расторопным казакам. Вот тут-то вырабатывалась та удивительная сметка, та способность быстро ориентироваться, которые отличают казака от регулярного кавалериста. А по вечерам, задав корму лошадям, о чем было говорить казакам, как не о предстоящей службе. Тут бывалые станичники щеголяли своими знаниями, рассказывали и о караулах, и о кордонах, делали краткие характеристики будущих командиров. И вполне естественно, что эти рассказы лучше укладывались в голове станичника, нежели все строго логичные уставные определения, передаваемые сухим тоном «ученого» унтер-офицера.

Прибыв на место службы, полк нередко попадал в самый разгар действий и обязательно шел в передовую часть прямо в бой.

Каким же строем наиболее ловко могла действовать плохо съезженная, не знающая построений, но хорошо ездящая и владеющая оружием, понятливая часть? Таким строем является строй рассыпной или некоторое подобие его – «лава».

Лава не есть строй, но национальная казачья тактика. Уже потому нельзя назвать лаву строем, что под словом «строй» подразумевается обязательно нечто стройное, подчиненное известным правилам и командам, а лава сегодня строилась так, а завтра уже в ней были изменения, в зависимости от цели ее – атаковать или маневрировать и от планов командира полка; строго обусловленных команд в ней не было, сигналы заменялись свистом, лаем, особым криком; какой же это строй?

В то время, как регулярные полки имели развернутый строй, как первоначальное построение и строй для атаки, колонны маневренные и походные, сомкнутые и разомкнутые, справа и слева, наконец, рассыпной строй, управлялись строго формулированными командами и целой массой сигналов; казаки не имели никакого строя.

Полк становился кучей или кучами посотенно, в зависимости от приказания командира полка. Было много места по фронту – куча уподоблялась развернутому строю, мало – колонне. Каждый казак искал своего урядника-одностаничника и пристраивался к нему, а урядник имел в виду своего хорунжего или сотника и все следили за сотенным командиром и станичным или полковым знаменем. Доносили передовые разъезды о приближении неприятеля, полковой командир созывал к себе сотенных и говорил им, как он думает атаковать или заманить на сзади находящееся подкрепление; говорил, с чего начнут, кому и как стрелять, с коня или спешившись; объяснял им те знаки, которые он будет подавать. Сотенные рассказывали младшим офицерам, младшие – всем казакам. Иногда после этого объяснения, в виду уже неприятеля, командир полка «говорил полка своего казакам при распущенных знаменах и просил убедительно, чтобы храбро атаковали неприятеля и не устыдили бы молодого своего начальника, уверив, что во всех опасных случаях он будет неотлучно с ними. Они (казаки) в один голос отвечали, что умрут или составят мне (т. е. полковому командиру) славу, что в точности и выполнили»[17].

Очевидно, полк случал речь своего командира, сбившись в кучу, потом, вдохновленный словами своего начальника, он быстро развертывался и кидался длинной развернутой линией с охватом флангов в атаку или по приказанию развертывали лаву и начинали свои безконечные маневрирования.

В чем состояли эти маневрирования? Одни представляют себе, что это было некоторое подобие атаки рассыпным строем, другие думали, что это был полный хаос, где всякий делал, что хотел – один стрелял, другой рубил, третий колол и никто никого не слушал, на конец, третьи воображали себе нечто магически стройное, целое и громадное по фронту…

Лава была разнообразна, но она не имела характера своеволия и безначалия; лава была стройна, но далеко не имела вида рассыпной атаки.