Допетровская Русь

Ведалось все стрелецкое войско в особом Стрелецком приказе, который собирал деньги на содержание стрельцов, вел все хозяйство и делал все назначения на офицерские должности. Внутреннее хозяйство каждого полка зависело вполне от головы.

Назначенный стрелецким головой дворянин являлся в Москве в Стрелецкий приказ и здесь получал письменный наказ, или «память», утверждавший его в должности и предписывавший новоназначенному голове, что он может и чего не может делать. Прибыв к своему полку, новый голова прежде всего требовал себе именные списки стрельцов. Прежний голова, или его заместитель, сдавал новому все дела – судные приговоры, поручные записи по стрельцам, деньги, книги деньгам, военные запасы, оружие, знамена, барабаны, трубы. Приняв все полковое имущество, новый голова производил смотр своему полку.

На площадке перед съезжей стрелецкой избой выстраивались стрельцы в полном вооружении. Новый голова, держа в руках поименный список, вызывал офицеров и рядовых стрельцов, осматривал обмундировку и вооружение каждого. Если при смотре оказывался недочет в стрельцах, то на место умерших и выбывших стрельцов голова должен был набрать новых.

Охотников служить в стрельцах найти было всегда возможно, благодаря тем выгодам, которые давала человеку эта служба. Охотники являлись к голове, и он «смотрел» их; брать зря и без разбору не приходилось. В стрельцы годились только те, кто «собою были добры, молоды и резвы и из самопалов стрелять горазды». Удостоверившись в этих достоинствах охотника, голова должен был «впрямь доведаться», кто такой охотник: не беглый ли он холоп, не сбежавший ли с посада посадский, не покинувший ли свое тягло крестьянин. Принять такого – прямой убыток казне: крестьянин и посадский платят подати, а станет человек стрельцом – от всех податей ему свобода. Если у служащих стрельцов были дети, братья, племянники, дальние родственники, захребетники, т. е. жившие в его доме, за его хребтом, и если кто из этой родни являлся к голове и тоже просился на службу, то и тут голова принимал на службу только «молодцов добрых и прожиточных»; если же эти охотники оказывались «молоды и непрожиточны», то их в стрельцы сейчас же не писали, а оставляли их жить в стрелецкой слободе «до тех мест, пока они подрастут», а «молодшие с животы посберутся», а пока голова должен был за ними присматривать и никуда не отпускать.

Прибрав новиков в стрельцы, голова призывал к себе старых надежных стрельцов и заставлял их давать «крепкие поруки с записьми» на новиков, на тот случай, если, храни бог, новик убежит со службы и унесет с собой царскую пищаль. Поручители отвечали за беглеца своим имуществом, должны были платить казне за все, что беглец испортит или унесет с собой; кроме того, «поручники» обязывались искать беглеца «неоплошно». Когда поручители оказывались не в состоянии уплатить за вред, причиненный казне беглым, то весь недобор взыскивался на самом голове – не бери худой поруки.

Раздавая жалованье, голова брал с подчиненных расписки, в которых те ручались, что царского жалованья не пропьют и со службы не сбегут.

Голова наблюдал за всей жизнью стрельцов в слободе. Смотрел, чтобы они не пьянствовали, не играли в азартные игры, не уходили без отпуска из слободы. Что касается службы, то голова должен был часто производить смотры своей команде, упражнять стрельцов в стрельбе из пищалей, смотреть, чтобы они на эту учебную стрельбу казенного пороха не тратили, а жгли бы свой, «на то и жалованье казна платит», говорится в одном наказе стрелецкому голове. Можно себе представить, как шло обучение стрельцов при такой экономии! Обучение фронту не шло дальше некоторых основных поворотов и построений при действиях полком. Стрельцы выучивались поворачиваться враз по команде, развертывать шеренги, ходить строем и на ходу делать различные построения.

Время от времени на поле за слободой вывозили полковые пушки, которых полагалось по четыре на полк, и тогда шло артиллерийское учение. Иногда на поле выезжал целый обоз, нагруженный бревнами, балками и тесовыми щитами. Стрельцы определенным порядком, по команде, подходили к возам и разбирали их. Еще команда – и стучали топоры, лопаты взметывали кучи земли, и через некоторое время вырастало деревянное укрепление – «гуляй-город», из которого стрельцы открывали примерную стрельбу. Тесовые щиты ставились иногда на колеса или на полозья, и отряд стрельцов подвигался вперед на воображаемого неприятеля, двигая щиты перед собой. Отдельные части «гуляй-города» были заранее пригнаны одна к другой, и потому устройство этого подвижного укрепления происходило довольно быстро. Нельзя только сказать, чтобы нахождение такого громоздкого сооружения при полках способствовало их подвижности.